Андрей Лысиков - Инфекция

С начала эпидемии прошел ровно месяц. Планета практически опустела. Непонятным образом не заболевшие, а следовательно выжившие люди погибали от пули либо от ножа грабителя. Странным было то, что само понятие грабежа никуда не исчезло, хотя вокруг было полно всего, и все это лежало и ждало, когда кто-нибудь подберет. Понятие ценностей исчезло вместе с исчезновением самого общества. И тем не менее такие вещи как убийство и особенно насилие остались и, более того, приобрели угрожающие размеры. В новом мире побеждал сильнейший, а сильнейшим, как правило, являлся лучше вооруженный.

Города опустели. Если в городе оставались живые, они предпочитали уходить в сельскую местность, логично предполагая, что там воздух чище. А кроме того, электричества в городах больше не было, и по прошествии месяца невыносимое трупное зловоние распространялось повсюду, буквально впитываясь во все. Даже изредка налетавший ветер не в состоянии был прогнать зловонное облако, куполом накрывавшее населенный пункт. Все-таки в сельской местности с этим дело обстояло получше. В дачном поселке людей было немного, в-основном все находились в городе, когда разразилась эпидемия, поэтому и зловоние так не досаждало.

Животные по странной прихоти неизвестной инфекции тоже по-разному были подвержены заражению. Главные разносчики чумы, крысы, вымерли практически поголовно, собак почти не осталось, лишь несколько бродячих особей встречалось неподалеку от мест их прежнего обитания. Пал практически весь рогатый скот в деревнях, при этом лошади почти не пострадали и паслись сейчас в постепенно становившейся дикой местности. Они отныне были предоставлены сами себе в вопросах выживания. Кошек тоже почти не осталось., зато всякая живность вроде белок или зайцев во множестве водилась в лесистой местности, как и волков — они оказались почему-то более живучими, чем их одомашненные ближайшие родственники, собаки.

Исчезло одно из главных достижений человечества — электричество. Теперь города по ночам стояли темными, и в окнах свет не загорался, даже если еще оставались живые люди. Не работали светофоры, не светились неоновые вывески и разнообразная реклама. Дороги погрузились в темноту, потому что на фонарных столбах тоже не было никакого освещения.

Темные улицы были безмолвными, лишь изредка налетавший ветер заставлял шелестеть листву на деревьях, но даже этот звук выглядел безжизненным. Затем порыв ветра затихал, и снова наступала тишина, пугавшая своим безмолвием.

По дороге шагал мужчина, что, в отсутствие иного движения, моментально привлекало внимание. Он четко и размеренно двигался вперед. Потрепанная кожаная куртка, вылинявшие джинсы, дорожный рюкзак на плече и револьвер, заткнутый за пояс — ничего привлекающего внимание не было, кроме самого живого человека в местности уже начавшей отвыкать от присутствия живых. Стук уже стоптанных за последний месяц в дороге каблуков высоких ботинок по асфальтовому покрытию разносился во все стороны.

Еще несколько дней назад Максим ехал вперед на машине, днем и ночью проезжая не меньше трех-четырех сотен километров, с каждым преодоленным километром приближаясь к морю. Он мог бы ехать значительно быстрее — дорога, расстилавшаяся перед ним серой лентой, была абсолютно пустынна, но он не хотел не заметить за очередным поворотом пробку из брошенных машин и влететь в скопище автомобилей на полной скорости. Вряд ли в этом покинутом людьми мире нашелся бы кто-нибудь, кто смог бы или вообще захотел бы ему помочь, получи он повреждение.

Позавчера в одну из таких пробок Макс и попал. Уже под вечер он начал клевать носом и, видимо, на секунду все же отключился. Через мгновение очнувшись, он скорректировал движение автомобиля, грамотно вписавшись в поворот, но лишь в последнее мгновение успел заметить, что на дороге некоторое время назад произошла авария. Несколько машин скопились прямо на середине дороги, закрывая возможность объехать их как слева, так и справа. Максим вжал педаль тормоза в пол, одновременно завертев руль. Его машина пошла юзом и все-таки врезалась в скопление других автомобилей. Столкновение было довольно сильным, но его как всегда спас предусмотрительно застегнутый ремень безопасности. А вот машине повезло значительно меньше — больше Максим не смог завести двигатель. Вероятно, столкновение все-таки умудрилось что-то повредить в двигателе. Это было весьма печально, но пришлось бросить машину и дальше идти пешком.

Захватив из машины дорожную карту, Макс пометил место, где следовало свернуть, чтобы не оказаться на Кавказе. Он достал с заднего сиденья свой рюкзак, проверил, заряжен ли его автомат и сунул за пояс револьвер. Вот теперь он был достаточно экипирован для путешествия. Но так как уже приближалась ночь, он решил возобновить путь с утра. А пока удобно расположился на переднем сиденье своего автомобиля и заснул спокойным сном праведника. На следующий день ему предстоял неблизкий путь.

Ночью его мучили кошмары. Начинался сон вовсе не плохо. Максим стоял на берегу моря и смотрел вдаль, где на линии горизонта море и небо сливались в единую синюю бесконечность. Он отворачивался всего лишь на мгновение, а повернувшись обратно, видел, что картина мира изменилась. Огромная волна до неба поднялась и шла прямо в его сторону. Сквозь нее просвечивал солнечный диск. Все исчезало за зеленоватой стеной воды, словно волна поедала пространство, по которому проходила. Она доходила до самого берега, нависала над Максимом, и он кричал, потому что водяная бесконечность грозила обрушиться многими тоннами тяжести вниз и погрести под собой все живое. И его, как оказавшегося у нее на пути…

Он проснулся от собственного крика. Взглянув на часы, Макс убедился, что была только половина восьмого утра, солнце уже взошло, и цикады вовсю стрекотали в траве по обочине дороги, где он прилег отдохнуть прошлой ночью. Еще одна ночь была позади, впереди лежала дорога, и предстоял еще один трудный день. Сколько еще впереди было таких дней, он не знал. Но его радовала мысль, что с каждым днем, с каждым пройденным участком дороги море приближалось. Ему самому удивительно было сознавать, что теперь море стало для него идеей фикс, он видел в нем конечную точку своего пути. Главным для Макса было дойти, выйти на берег моря, войти босиком в теплую морскую воду, ощутить кожей теплый прибой. Что будет после этого, его абсолютно не волновало.

Он уже потерял счет дням, которые провел в пути. Максим потерял нескольких людей, которые были, либо успели стать для него родными. Он шел по дороге, а перед глазами возникали картины, одна печальнее другой. Макс внутренним взором видел свою мать, делавшую последний вздох и умиравшую с улыбкой на губах. Он помнил, что она бредила перед смертью, и от этого ему становилось еще горше. Видение исчезало, и всплывало другое изображение. Он видел напротив себя в городском парке девушку в спортивном костюме, которая смотрела на него с затравленным видом зверька, угодившего в капкан и ожидающего, когда придет охотник. Макс видел, как подонок, которого он из жалости не убил на дороге при первой встрече, стрелял в спину Кате, и несчастная девушка внезапно дергалась, замирала и падала лицом вперед, когда пуля попадала ей в спину. В следующем видении он снимал с дерева повешенную на нем Дашу, маленькую девочку, которую бандиты повесили просто из-за того, что она им мешала. Он видел ее посиневшие от удушья губы, землистого цвета лицо и взгляд оставшихся полузакрытыми остекленевших глаз. Макс помнил, каким взглядом провожал его и остальных врач, которого они встретили по дороге, он вспомнил, что его звали Антон. У него была какая-то проблема, и из-за этого он отказывался продолжать путь с остальными. Максим помнил полный грусти, но вместе с тем спокойный взгляд молодого врача, уже приготовившегося встретить смерть. Он вспоминал сейчас, находясь в дороге, как согласился сделать операцию по удалению аппендицита мальчишке, который шел с врачом. Сам врач не мог сделать эту операцию, да, теперь Макс вспоминал, что у Антона была повреждена рука, и именно поэтому он его попросил прооперировать Филиппа.