Мария Барышева - Коллекция

Когда они миновали трансформаторную будку, белевшую в темноте, словно чей-то склеп, Стас внезапно придержал Киру.

— Сбавь темп — во дворе кто-то есть.

— Ну и что…

— Не нужно, чтоб они видели, как мы бежим, — сказал он чуть дрожащим голосом и повел ее к дому, старательно загораживая своим телом. Кира задохнулась, словно пальцы мертвеца вновь схватили ее за горло, и с трудом сдержала приступ кашля, старательно глядя в сторону. Ее затрясло, и ей казалось, что ее зубы стучат так громко, что любой, сидящий во дворе, услышит этот звук.

Не нужно, чтоб они видели, как мы бежим

Стас, ты ведь не думаешь, что это сделала я?

— Стас, мы должны вызвать «скорую»… — прошептала она зачем-то, и брат с неким мрачным юмором ответил:

— Какая «скорая» — ему катафалк нужен!.. Ты точно не ранена? Что у тебя с голосом?..

— Дома, Стас, дома…

Придерживая, Стас завел Киру в подъезд, достал ключи и с трудом открыл дверь — пальцы у него дрожали, и он никак не мог попасть ключом в замочную скважину. Кира вошла — точнее, вбежала в квартиру, привалилась к холодной стене прихожей и облегченно вздохнула, уронив сумочку. Теперь все, теперь она в безопасности, теперь никто ее не тронет. Скользя спиной по стене, она съехала на пол и обхватила свои дрожащие колени, откинув голову. Твердый холод камня за затылком был таким успокаивающим, таким… родным?

Кто посмел тронуть тебя?!.. кто посмел?!.. тебе не следует больше выходить, здесь ты в безопасности, в безопасности, здесь никто и никогда не посмеет прикоснуться к тебе, никто и никогда не войдет сюда без приглашения… а если что, приглашение ведь так легко отменить… и никто не сможет схватить тебя за горло…

Стас включил свет в прихожей, и разъяренные бесплотные голоса утихли в ее голове. Кира закрыла глаза и провела ладонью по лицу — кожа была липкой от уже начавшей подсыхать крови. Ее передернуло от отвращения, и она попыталась встать, но ноги не слушались. Сейчас она казалась себе куклой — беспомощной и безмозглой куклой, которой некому управлять.

Кира почувствовала, что Стас опустился рядом с ней, почувствовала его пальцы, бережно дотронувшиеся до ее шеи, и почувствовала, как в кончиках этих пальцев запульсировало бешенство.

— … боже мой!.. тебя душили?!.. Я вызову…

— Никуда не звони… пока… — прошептала она. — Ему… надо потом вызвать… если еще не нашли… а мне не надо. Это не смертельно. Пройдет… Никого. Даже Вике не звони! Никто не должен знать…

Стас немного помолчал, потом неожиданно сказал:

— Да, ты права. Без нас разберутся. Но… твоя шея, Кира…

— Я же говорю, пройдет! — почти крикнула Кира и закашлялась. Стас обнял ее, и она прижалась лицом к его плечу. Хотелось заплакать, но вот сейчас как раз плакать она не могла. Зато могла смеяться. Очень долго. И, если б не распухающее, измятое горло, громко. Она жива! Жива!

— Ванна… — прошептала она. Стас подхватил ее на руки и отнес в ванную. Аккуратно посадил на табуретку, вышел, чтобы включить свет, и сразу же вернулся.

— Ты вся в крови, — сказал он зачем-то, хотя этой фразы совершенно не требовалось — Кира и так это знала. Она криво улыбнулась, глядя на свои разорванные колготки и расцарапанные колени, оттянула вырез кофточки, на которой спереди теперь осталось всего несколько бледно-зеленых пятен, остальное было темно-красным. Она стянула ее с себя, нимало не стесняясь прислонившегося к двери Стаса, и швырнула кофточку на пол.

— Выбрось ее! И юбку тоже! Даже если они отстираются, я в жизни больше не смогу их надеть!

Стас послушно подхватил снятые вещи и деликатно отвернулся.

— Включу колонку, — сказал он и вышел, прикрывая за собой дверь. Кира поспешно крикнула ему вслед:

— Только никуда не уходи, ладно?! Подожди меня возле двери, хорошо!

— Ну конечно, — отозвался он и через несколько секунд крикнул из кухни: — Все, можешь открывать!

Кира отвернула кран, стащила с себя колготки и белье и швырнула на пол. Лифчик из белого стал грязно-красным, и только один ажурный цветочек на левой чашечке сохранил свою белизну, но почему-то именно из-за этого смотреть на этот ослепительный на фоне красного цветок было очень страшно. Отвернувшись, Кира включила душ, залезла в ванну и начала яростно тереть лицо, смывая чужую кровь. Вода была такой горячей, что обжигала кожу, но ей все равно было холодно. Ничто теперь не казалось горячей того, что выплеснулось на нее из разорванного горла несостоявшегося убийцы.

Дверь приоткрылась, и в щель просунулась рука с ее махровым халатом. Рука слепо зашарила по двери, нащупала крючок, пристроила на него халат и исчезла. Кира улыбнулась, вяло удивившись тому, что уже способна улыбаться. К чему сейчас деликатность? То, что ее могут увидеть голой, сейчас не имело никакого значения. Важным было лишь то, что она стоит под душем и чувствует струи воды, даже боль в горле была важной, потому что она способна чувствовать эту боль. Жить — что может быть более важным? Все остальное — ничто, по сравнению с этим. Даже тени. Даже то существо, которое она видела всего лишь мгновение. Даже оторванная голова, так буднично лежавшая возле ствола акации и слепо глядевшая в небо мертвыми глазами.

…я говорю о тех тварях с зубами! Черных тварях из стен! Как волки!..

Кира вздрогнула, глядя на свое перевязанное запястье. Конечно, напавший на нее человек был болен, но от этого случившееся казалось еще более жутким, словно сумасшедшего убило его собственное безумное видение, каким-то чудом сбежавшее из его головы, обретшее плоть и…

Зубы. Огромные зубы.

Кира развязала мокрый платок и бросила его в ванну. Сейчас порез выглядел совершенно безобидно. А по сравнению с тем, что ей довелось пережить, его и вовсе не было.

Она выключила воду, протерла ладонью зеркало, и из мгновенно затягивающейся дымкой серебристой полоски на нее взглянули глаза незнакомки — красные, как угли, словно они принадлежали мифическому вервольфу. Белки были густо затянуты расплывшейся сеткой лопнувших сосудов. Кира осторожно дотронулась до распухшей шеи, снова протерла зеркало и внимательно осмотрела ее. На коже уже начали проступать темные кровоподтеки от сжимавших ее пальцев, и ее снова захлестнула злость. Но помимо злости она ощутила и некое другое чувство — что-то сродни мрачному одобрению. Тот, кто пытался ее убить, поплатился, и это было хорошо, правильно.

Кира одернула себя — нельзя так, все-таки, человек погиб…

Да какой, к черту, человек?! Спятивший ворюга! Ты бы сейчас валялась там, в грязи, мертвая, если бы не…

Если бы не кто?

Она вытерлась, яростно растирая кожу полотенцем, — кожа еще помнила на себе чужую кровь, и ей хотелось стереть это воспоминание. Зубы у нее все еще постукивали, по позвоночнику то и дело пробегала волна дрожи. Вылезая из ванны, Кира поскользнулась и ушибла большой палец на ноге, но боли не почувствовала. Набросила на себя халат, подхватила с пола скомканное белье и толкнула дверь. Стас, сидевший на корточках у стены и сжимавший в пальцах сигарету с длинным столбиком пепла, вскочил, отчего пепел ссыпался на пол.