Дзиньштейн - Ещё один человек

Внезапно фигурка поднимает голову, словно оглядывается на зависшую на мгновение плиту… И встает на одно колено. Как будто замедлившись в недоумении, громада с еще большим остервенением бьет по ней… и словно по обуху молотком попали – пошел звон… металл взлетает вверх… а фигурка , разгибаясь, встает… Сверху обрушивается удар, снова звон, и снова, и снова… Снова налетает вихрь огня, подобно газовой горелке палит фигурку, удары сыпятся сверху, какие-то еще брусья прилетают с боков, звон становится постоянным… Нет, не выдержать ему – все ниже пригибает упрямую фигуру к земле многотонными ударами, ее обжигает огонь, стальные брусья мнут ее гранями… Еще, еще немного – и все…

Но фигурка стоит… И словно обессилев, угасает огонь, бессильно же отскакивают, словно выбитые из невидимых рук, брусья, плита сверху наносит какие-то неуверенные удары… вот, снова – сильный, ва-банк… но без толку… и последний, совсем слабый, для виду… и – все. Все затихает.

Вижу внизу – закопченную, изуродованную фигурку… Человека? Нет, человека там можно разве угадать… Страшная, отвратительная фигурка, искореженная, оплавленная, лицо… это не лицо, это какая-то маска злобы и упрямства. Ничего человеческого.

Чьи-то руки подхватывают ее бережно с опаленной земли, нежно стирают копоть, и словно гладят… Фигурка некрасива, страшна и уродлива. Но – я чувствую это – ТЕПЕРЬ – она – настоящая. Она – вот такая вот. Но другой она не станет – и нет силы ее изменить. Я смотрю прямо в глаза этой маленькой настоящей фигурке, и понимаю.

Это я.

Проснулся, точнее – очнулся, около часа. Следующего дня. Чуть не съехал крышей, пытаясь встать. Подумал, что кранты – только потом увидел, что привязан грузовым ремнем к матрасу. Нихрена не помню. Ага, вот, одежда на полу, оружие… Очень хочу в туалет. Кое-как отвязавшись, встаю и чуть не падаю – ведет в сторону. Всего колотит, холодно, я в поту…

Трясясь кое как оправился, накормил животин… Попробовал есть сам. Не получилось. Выпил горячего бульона и чая. Ничего не почувствовал. Голова раскалывается, из носа течет, горло как ватой с толченым стеклом набито… Не знаю, не пробовал – но наверное так. Буквально заставил себя спуститься и затопить печь, потом вернулся и обрушился на кровать.

Как ужинал, не помню. Кажется, ночью еще топил. Или хотел топить. Или приснилось. Не знаю.

На следующий день начался кашель. Словно из горла выдирали против шерсти дохлого ежика. Кашель выворачивал, буквально до стона. Пил чай с лимоном, помогало слабо. Мозги не работали совсем, потому только к обеду сообразил, и отыскал в аптечках несколько пакетиков какой-то микстуры. Помогало плохо, ненадолго. Весь просто плавал в противном, липком поту, сердце колотилось внутри как взбесившийся перфоратор. За обедом поперхнулся, закашлялся, попытался запить и чуть не задохнулся, реально аж упал на пол, и там отплевывался. Затопил печь, подумал – и оставил ворота приоткрытыми. Мало ли. Выгнал котов на улицу, набросав им, и Мухтару побольше еды, и снова бухнулся под гору одеял. Конечно, привязался, как без этого. Выпил остатки микстуры – и наверное, от нее нахватался галлюцинаций, наблюдая, как перетекают трещинки и разводы на стене.

Только на третий день с утра как-то немного вынырнул из полубреда. Горло саднило, но кашель пошел какой-то мокрый, полегче, и голова не болела так сильно. Поел тоже с аппетитом – а потом залаял Мухтар. Выглянул в окно – опа, гость.

Тупой мертвяк протиснулся в ворота и пошел ловить Мухтара. Тот мигом влетел под прицеп, но мертвяк присел и стал его там шарить. Мухтар выскочил – но мертвяк тупо поплелся за ним. Обратно под прицеп – и тот снова присел… Не, Мухтар – так не пойдет – он же так вечно будет мотаться, а у тебя силы-то не вечные.

Открыл окно, подтянул карабин, прицелился. От грохота первого выстрела чуть не блеванул. Потом правда пошло легче, в общем, выстрелом пятым я эту дрянь свалил. Даром что рукой подать было, метров двадцать. Убирать не стал – авось у Мухтара мозгов хватит не жрать… Хватит – вон – обоссывает, значит, пожалуй – не будет.

После еды полегчало еще. Помирать как-то раздумал. Затопил печь и наготовил еще пожрать – проснулся аппетит. Заварил побольше чая – пить хотелось зверски. Вот – уже совсем хорошо… Ну, то есть – по сравнению даже с тем как утром – хорошо.

Не, на самом то деле я сначала вообще в панику впал. Судя по тому, что пистолет валялся на полу рядом с моим лежбищем – думал и нехорошее. Ну да, сначала я подумал, что это меня хищник когтем задел, когда выбил автомат. Потом, конечно, понял. Автомат-то я держал за цевье левой. Но ударил он справа, да и по стволу. Так что на тыльной стороне никак не могло быть царапины – да и вон на этой фитюльке с раструбом на конце ствола – краска содрана – вот это он. А то, что у меня – это, скорее всего, осколок от гранаты. Я присел-то когда – на уровне пола голова была, руками прикрыл – и, судя по направлению царапины – как раз осколком и прилетело. И зажило легко и быстро. Под вечер я даже так раздухарился, что и, худо-бедно, перчатку зашил.

Уже стемнело, когда подумал – надо бы выйти до машины, и связаться с военными – как чего. А то решат, что я слился по-тихому. Конечно, ни я им, ни они мне ничем сильно не обязаны. Но именно потому – и вообще.

Не успел толком додумать мысль – как услышал в тишине звук мотора. Может, именно они и ко мне? Судя по звуку, рулят действительно ко мне. Ну а кто еще может быть? Они то знают, примерно, где я… Или снова сумасшедшая бабка на автокране? Ай, ладно… проверим. Нехотя но все же нацепил пояс с арсеналом, и, взяв в руку автомат, поплелся к тому же самому окну на лестнице… Так, кто тут у нас?

А тут у нас машина. Типа легковуха вроде. Джип какой-то. Ого, вояки-то разошлись. Хотя, почему и не?

Не доехав до ворот, джип встал. Из него вышли четверо, сошлись прикуривая, что-то обсуждают. Все с оружием, но кого это теперь удивит? Посовещавшись, пошли к воротам. Вон, вроде, здоровый такой – наверное Иван. Вот уже почти у ворот. Надо бы окрикнуть что ли, а то как в прошлый раз…

– Эй! Иван, эт вы там?

На пару секунд повисло молчание, а потом вдруг у машины что-то сверкнуло, и сверху над головой и чуть в стороне жалобно звякнуло стекло.

Голова еще продолжала думать за Ивана, а я уже присел за подоконник.. Снова выстрел, и снова звон стекла – а от стены лестницы я теперь вижу – летит пыль. Нихуясибе, сходил за хлебушком. Моментом вскипает ярость – вашу ж в Бога мать! Твари йобанные! А вот вам.

Выставив ствол наружу, над подоконником – как и показывал Иван – очередями выпускаю целый магазин – вот так! Пусть думают, что тут аж целый пулемет! И патронов немеряно.