Девять жизней октября - И. Ф. Сунцова
– Что голосишь, Миронова? – Сидевшая за столом высокая учительница, похожая на дементора[65], нахмурилась. – Знаешь ответ?
Мальчик, решающий задачку у стены, оглянулся. Он был пунцовый, настоящий помидор. Невысокий виноватый помидор, бессильно смотрящий на Семь в упор до боли знакомыми темными глазами, всегда говорящими больше, чем всякие слова.
Вдруг ее проняло. Это ли не… Два-Три?..
– Миронова, я жду, – терпеливо отпечатала учительница.
Семь поняла, что обращаются к ней, и опустила глаза на тетрадь.
– Ну…
Помимо криво оформленных задач на клетках ютились: переписка с самой собой мельчайшим шрифтом на полях; геометрические фигуры; повторяющееся яхочудомойяхочудомойяхочудомой; забор с цветочком и собакой под ней. С трудом найдя хоть какую-то более-менее красивую цифру, Семь неуверенно проговорила:
– Пятьсот двадцать семь?
Со всех сторон послышался приглушенный смех.
– У тебя, значит, скворец летит со скоростью пятьсот двадцать семь километров в час, – в подобии ухмылки скривила губы дементресса. – Понятно. Садись ко мне за первую парту, живо.
Та была как раз пуста. Деревянная, как солдатик, Семь взяла тетрадку и пересела на первую парту. На глаза попался учительский журнал, куда, уже прослюнявленный, целился дементоровский карандаш. Проскользив по ровному ряду цифр, расположенных рядом с Ф.И.О. учеников, карандаш остановился напротив седьмой, прошелся по имени-фамилии и поставил многозначительную точку клеточке, завершающей гордое шествие двоек и троек. Потом решительно опустился ниже, на двадцать третий номер, и поставила в пустой клетке двойку.
– Нехорошо, Глеб, нехорошо. Садись.
Семь повернула голову, пытаясь прочесть свое имя, как вдруг дверь в класс открылась. Все оглянулись, замерли, встречая взглядом директрису, – а такая огромная и внушительная женщина не могла быть не кем иной, кроме как директрисой, – которая вела за собой прелестную девочку с волнистыми пшеничными волосами и скромно опущенными глазами.
– Ой, новенькую нашу привели? Спасибо, Анастасия Аркадьевна, – с откуда-то взявшимся прононсом проговорила дементресса, став наполовину менее устрашающей. – Здравствуй, золотко, проходи. Дети, у нас новая ученица! – строго возвестила, глядя на притихший любопытный класс, а потом опять к девочке, ласково: – Выходи, вставай сюда. Как тебя зовут? Расскажи немного о себе.
Глеб, пунцовея, пошел за свою парту, а девочка встала перед доской и сказала:
– Милена.
– Милена, какое замечательное имя! А откуда ты, Милена, чем увлекаешься?
– Я люблю собак. И не люблю лжецов. – Милена посмотрела прямо на Семь, заставив ее вздрогнуть, и обратилась как будто бы прямо к ней: – Мне сказали, что я буду в порядке, потому что у меня есть родители и Бусинка. Но я умерла в Верхнем граде, когда началась давка. Меня затоптали. Топ-топ, – Милена широко улыбнулась, – топ-топ-топ.
У Семь сердце покатило к горлу, чуть не заставляя давиться.
– Ми… Милена?
Конечно, она помнила Милену. Дочка ученого. Хозяйка Горячего.
– Топ-топ, – вдруг хором сказали одноклассники, – топ-топ-топ.
И обернулись на Семь.
Девочка вскочила, пятясь к шкафам с учебниками. Одноклассники продолжали сидеть, смотря на нее страшно и пусто, как марионетки.
– Один… – едва слышно выдохнула Семь, а потом, хмурясь и злясь, громче: – Один, это опять ты?
– Нет. – Милена коротко посмеялась, а потом подошла к высокому мальчику, сидевшему в крайнем к двери ряду. – Вот твой Один. Он же?
Семь уставилась на высоченного парня, определенно знакомого за исключением одной важной детали: на его лице не было никакого шрама. Одет он был в спортивную форму, школьная явно осталась дома почему-то. Этот Один не был предводителем восстания, главой шайки беспризорников. Это был простой пятиклассник, дылда, выглядящий старше, чем все остальные. Возможно еще, спортсмен.
– Тогда ты – кто ты? – Семь храбрилась, повышая голос, но от улыбки «Милены» и ее ледяного взгляда у нее душа уходила в пятки. Они были черт пойми где, вокруг были черт пойми кто, и все, казалось, было против нее.
– Опять тот же вопрос, девочка. Но есть ли разница? – Улыбка путала и пугала одновременно. – Самое главное сейчас – то, что ты хочешь вернуться к себе домой. В родной мир. А знаешь, что у тебя там?
– Не знаю, – огрызнулась Семь, и Милена кивнула, будто только этого и ждала:
– Вот именно. А я тебе скажу. Там – они, – она указала на дементрессу, класс, директрису, – но ни одного настоящего друга. Там – пес, тебе не принадлежащий, больной, и у тебя даже нет денег, чтобы его вылечить. Там – интернат. У тебя нет ничего там, Семь.
– И что ты предлагаешь? – Голос Семь предательски дрогнул.
Вкрадчивость злодейки с ангельским личиком пробралась под неплотно приложенные латы защиты. Милена хищно улыбнулась:
– Оставайся, дева, с нами. Будешь нашей королевой…
Щелчок пальцами, и декорации поменялись. На руинах Нижнего и Верхнего града, в невесть откуда взявшемся дворце, они с Миленой стояли около золотого трона, сияющего в свете солнца, а на подступах к трону, на двадцати трех ступеньках, преклоняли колени ее одноклассники.
– Смотри. – Милена подошла ближе, обняла доверительно за плечо, окинула изящным жестом кисти величественные панорамные окна. Блестя новенькими крышами, в них виднелись, красуясь, изящные разноцветные домики одинаковой высоты, будто с нидерландской открытки. Городской стены, ограждающей два города друг от друга, а их вместе от леса, не было, и за последним рядком домов зеленел благородный лес. – Нет больше двух городов, нет сирых-немощных и несправедливо богатых, прямо как ты и хотела. Но есть те, кому нужна помощь. Те, кто готов тебя любить, если, конечно, ты готова наводить порядок, где насорила. А ты насорила знатно, Семь.
– Это не мое имя. И этот мир даже не настоящий! – Семь стряхнула руку с плеча.
– А друзья, которых ты заимела здесь, они тоже ненастоящие? – Милена кивнула на одноклассников, и Семь, невольно всмотревшись в их лица, обнаружила, что это ребята из Базы. Ребята из Дома.
– Они… должны быть и в настоящем мире. Хватит, твои манипуляции на меня не подействуют. Что тебе вообще надо? Это ведь ты поместила меня в Нижний град, ты убила Горячего, и меня убить ты тоже хотела! – Семь пошла в наступление, оттесняя Милену к трону, тыча пальцем в ее грудь. – Это ты здесь злодейка, не я, так прекрати перекладывать на меня вину!
– Но ты убийца, Семь. Ты убила стольких людей, что даже представить не сможешь, а теперь бежишь от ответственности. – Лицо Милены вдруг стало кровоточить: алые потеки пошли из носа, ушей, глаз – и вкупе с отвратительно дружелюбной улыбкой это зрелище было невыносимо. Солнце вдруг исчезло: на его место пришли тучи. Семь быстро посмотрела в окно и поняла, что это не тучи. Это дым от кострищ, в которые превратились два
