Тайна Крикли-холла - Герберт Джеймс
Гэйб был сильным человеком, но он находился в неустойчивом положении, в такой позиции невозможно одним рывком вытащить девочку наружу. Впрочем, в любое другое время он все равно сумел бы без особых усилий извлечь дочь из колодца, ее вес для него ничего не значил, но сейчас его рука онемела от плеча до кончиков пальцев, совершенно лишившись силы. Все, что мог Гэйб в эту минуту, так это просто держать дочь.
Снова и снова он пытался вызволить ее наверх, но как только ему удавалось подтащить Лорен немного ближе к себе, силы покидали его, и девочка снова опускалась вниз. Тысячи раскаленных игл, казалось, вонзались в плечо Гэйба при каждом усилии, а камни, к которым он прижимался, давили на щеку и грудь. Стиснув зубы, спружинив все тело, он в очередной раз попытался поднять Лорен, его онемевшая рука дрожала, больше половины его тела свисало над колодцем. Когда Лорен сумела подтянуться на руках и схватиться за отцовское плечо, боль стала почти невыносимой, но Гэйб готов был вытерпеть и не то… Однако пальцы соскользнули, девочка снова повисла над черной пустотой, изо всех сил закусив нижнюю губу, чтобы не закричать. Она посмотрела вверх и увидела отчаяние в глазах отца, и это напугало ее еще сильнее, если такое вообще возможно.
Вес дочери медленно, но неизбежно толкал Гэйба вперед, он все сильнее перевешивался через стенку колодца, как ни старался удержаться второй рукой, как ни отталкивался коленом от внешней стороны каменной ограды…
— Не отпускай меня, папочка! — закричала Лорен, в ее расширенных, полных ужаса глазах вспыхнула мольба.
— Да ни за что! — напряженно прорычал он под нос, скорее убеждая себя, чем дочь.
Он не отпустит ее. Даже если сам рухнет вниз вместе с ней, он не выпустит руку Лорен.
Но тут Гэйб вынужден был отвлечься. Он почувствовал какое-то движение в подвале и поднял голову на дюйм или два, дрожа от напряжения. Как он того и боялся, темная фигура Пайка поднималась с пола по другую сторону колодца.
Стоя спиной к Гэйбу, высокий мужчина обхватил голову руками и слегка пошатнулся. Потом медленно повернулся.
На его лбу красовалась рана, там, куда ударило пущенное Гэйбом лезвие, хотя Гэйб вообще-то метил в горло. Пайк ощупал рану рукой, а потом внимательно изучил кровь на своих пальцах. Уставился на Гэйба холодным бешеным взглядом.
— Тебе не стоило этого делать, — сказал он таким тоном, будто бранил непослушного ребенка.
Гэйб с трудом разобрал его слова за шумом подземной реки, так мягко и негромко говорил Пайк.
— Теперь и ты будешь наказан, — добавил Пайк. — И твоя жена, и твой второй выродок.
— Ты сумасшедший! — выкрикнул Гэйб.
Его тело сдвинулось еще на дюйм вперед, через стенку колодца, и он отчаянно упирался, стараясь не сорваться вниз.
— Разумеется, именно это я и намерен разыграть, — ядовито откликнулся Пайк, довольный собой. — Меня отправят в больницу на несколько лет, и я буду там играть с психиатрами и прочими бездельниками, а потом, когда они обнаружат, что я чудесным образом излечился, им придется выпустить меня. Общественное порицание — вот худшее, что может со мной случиться.
— Да никогда тебя не выпустят из психушки! Ты сгниешь в дурдоме, Пайк! — рявкнул Гэйб.
— Посмотрим, — коротко бросил безумец, и для него вопрос был тем самым исчерпан.
Гэйб снова прижался щекой к камням, чтобы хоть на мгновение утихла боль в шее. «Помоги же мне, Господи», — мысленно взмолился он, чувствуя себя виноватым и не надеясь на помощь, потому что в тот единственный раз, когда он обращался за помощью к Всевышнему, ничего не вышло. Это было, когда пропал Кэм.
«Просто дай мне еще один шанс прямо сейчас…»
Он посмотрел вниз на Лорен, в отчаянии пытаясь придумать хоть что-нибудь, способное остановить маньяка и вытащить наконец дочь из колодца… Лорен снизу смотрела на него, уже не пытаясь бороться, — она просто висела на отцовской руке. А под девочкой бурлила и пенилась черная вода, жаждавшая получить свою жертву. Жаждавшая заполучить их обоих.
Снова приподняв голову, Гэйб увидел, что Пайк наклоняется и тянется к чему-то, лежащему на полу. Металл звякнул о бетонный пол, и Гэйб понял, что высокий старик поднимает то самое лезвие, которое недавно угодило ему в лоб. Поскольку трость Пайка сломалась, он нуждался в другом оружии.
Когда Гордон-Маврикий выпрямился, он улыбался. Это была жестокая улыбка. Довольная улыбка. Пайк похлопал металлической полосой по ладони, и его улыбка превратилась в оскал. Чуть неуверенно (из-за раны на голове) он шагнул вперед, к колодцу, где на стенке растянулся совершенно беззащитный инженер. И вдруг Пайк остановился. И повернул голову вбок, как будто прислушиваясь.
Гэйб за шумом подземной реки не слышал ничего.
А Пайк обернулся уже вокруг себя, как будто что-то сзади привлекло его внимание.
Гэйб постарался вытянуть шею, надеясь увидеть, что же вызвало такой интерес у Пайка.
И понял, что в черном проходе из бойлерной стоит едва видимое нечто.
И это нечто наблюдает за ними.
77
Из тьмы
Оно непонятным образом завораживало, одно лишь его присутствие привело Пайка в состояние полной неподвижности, хотя оно и оставалось пока в тени, сохраняя некое непонятное и неявственное очертание. Вполне вероятно, это могло быть человеческой фигурой.
Гэйб содрогнулся, ощутив в воздухе нечто, причем так сильно, что тело дернулось, несмотря на вес, который он удерживал, и неудобную позу. Пайк уронил тяжелое лезвие и стоял не шевелясь. Он негромко застонал…
Оба мужчины всматривались в темноту, пытаясь рассмотреть бесформенную тень в проеме бойлерной. Казалось, прошло много минут, а на деле тень сдвинулась с места через секунду-другую. Уверенно, как будто каждый ее шаг был рассчитан заранее, тень шагнула из дверного проема в помещение с колодцем, но, очутившись в слабо освещенном пространстве, она как будто вынесла с собой темноту, не позволяя рассмотреть себя. Но по мере того, как тень приближалась — приближалась к Пайку, — она обретала более отчетливые формы.
Все так же упорно держа Лорен, Гэйб вдруг понял, что видит хрупкую фигуру женщины или девочки, потому что на ней была поношенная юбка, доходившая до лодыжек. На ногах привидения — мокрые кожаные ботинки с металлическими пряжками, ставшими коричневыми от ржавчины. Походка девушки была неровной и медленной, потому что ее правая нога волочилась за ней, цепляясь за плитки каменного пола. И каждый шаг сопровождался глухим звуком ударов искалеченной ноги о пол, и эти звуки, хотя и приглушенные, почему-то были отчетливо слышны сквозь все другие шумы.
Вода стекала с порванной одежды.
Ее голова и узкие опущенные плечи оставались пока что в тени, вне круга света, отброшенного висевшей под потолком лампочкой, — но удавалось рассмотреть концы длинных спутанных мокрых волос, спадавших на грудь. Поверх мокрой старой блузки на плечи девушки была наброшена поблекшая шаль, скрывавшая руки до локтей. Одна рука выглядела бледной, почти белой, и распухшей, как будто ее очень долго держали в воде. Вторая рука выглядела по-другому: крепко прижатая к груди, со скрюченными пальцами, похожая на птичью лапку и такая тонкая, что напоминала конечность скелета. Запястье тоже было деформировано, и плоти почти не осталось на костях, скрывающихся под рваным рукавом.
Затененная фигура упорно шла к Пайку, а тот стоял недвижимо, вид девушки пригвоздил его к месту. Но когда она приблизилась, Пайк неуверенно шагнул назад. И почему-то бросил взгляд на Гэйба, может быть, хотел убедиться в том, что рядом есть и другой человек, видящий то же самое, что и он. Пайк при этом стал выглядеть на все свои семьдесят пять.
Мир вокруг Гэйба словно сжался, и вся какофония звуков — неумолчный рев разбухшей реки внизу, приглушенный шум бури над головой, тяжелый звук чьих-то шагов на лестнице, ведущей в подвал, — все ушло на задний план, пока Гэйб смотрел на отвратительный труп, подходивший к Пайку.