Людмила Белякова - Темная арена

Магазин открывался в одиннадцать, и около всех его дверей уже густились люди.

«Тянется наш народ к культурке, молодцом», — разморенно подумал Юрасик, заворачивая для парковки в переулок.

Девушка-продавец, выложившая перед ним стопку увесистых фолиантов, нерешительно спросила:

— Вам для подарка?

— Для себя, — отрезал Юрасик.

Юрасик вел поиск целенаправленно: если в альбоме были большей частью пейзажи или портреты, он сразу откладывал его налево; те, где попадались дворцы и богато убранные комнаты, шли направо. Девушка, пробивая чек, окинула его уважительным взглядом — все-таки не каждый покупатель оставлял у них одним махом почти четыре тысячи.

После обеда приехал Андрей. Юрасик усадил его за стол и раскрыл альбом с картинкой, изображающей будуар госпожи Рекамье. Сама госпожа в счет не шла, хотя была весьма недурна.

— Во! Вот что мне нужно! Прямо в десятку!

— А! — просветлел художник. — Так это же ампир!

— Как? — засомневался Юрасик, подумав, что недослышал про вампиров.

— Стиль Наполеоновской эпохи, ампир!.. Это тонко сделать надо.

— Ладно, бери книжки, и вперед. Ясно?

…Уже при входе Юрасик понял, что Андрюшка решил не мелочиться на бумагу, а сделал эскизы «про вампиров» прямо на стенах дома. Холл первого этажа был размашисто, немного грубовато, в стиле настенных уличных граффити, разрисован под будуар госпожи Рекамье. У входа, напротив его двери, был изображен диванчик с ножками в виде львиных лап, с подушками и пушистым котом, свернувшимся между ними. Рядом с диванчиком стоял столик на одной ножке, на нем — шикарная ваза с розами. Хотя розы выглядели бумажно-искусственными, Юрасику сама идея очень понравилась — в глубине души Юрасик был сентиментален.

Он быстро переоделся в домашнее, раскупорил пивную жестянку побольше литражом — чтобы хватило на весь осмотр — и не торопясь пошел рассматривать эскизы-граффити.

На первом этаже был большой зал для торжеств. Сейчас, почти пустой, он казался огромным. Впечатление усиливалось тем, что художник нарисовал на боковых стенах распахнутые настежь двери, за которыми был еще один зал с колоннами и люстрами, полный людей — женщин в легких светлых платьях, подпоясанных под грудью, мужчин во фраках и синих мундирах с золотыми звездами орденов.

«Здорово забацал! — думал Юрасик, рассматривая роспись в ярком свете незаабажуренной лампы. — Одно слово — ампир!»

Тут он понял, что само слово ему нравится еще и из-за того, что содержит праздничное слово «пир». Приятно было также, что он это придумал сам, обойдя на повороте художника-профессионала. Как он, Юрасик, его расшевелил, а?!

Юрасик стоял посередине зала, покачиваясь всем телом и шумно прихлебывая из банки. Все вокруг, и он сам, ему очень нравилось.

В простенке между двумя чуть намеченными дверьми был нарисован шкафчик со стеклянными дверками и боковушками. У Юрасика всплыло в памяти любимое мамино слово «горка».

«Здесь я мебель поставлю, такую же, но настоящую — это ж просто классно будет: человечки нарисованные — мебель настоящая!»

В углу у окна была изображена сценка из бальной жизни. На диванчике вокруг старика в пунцовом мундире, оживленно что-то рассказывающего, собралось несколько молодых женщин, с прическами из мелко завитых хвостиков, в забавных тапочках, выглядывавших из-под прозрачных платьиц. Худой старик и светловолосые девушки особенно Юрасика заинтриговали.

Он подошел поближе к стене и попытался вглядеться в лица, но это ничего не дало, даже стало хуже. Кого-то неуловимо напоминавшие, вблизи они превратились в неаккуратные штрихи и мутные пятна.

«У, блин, — кажется, даже вслух выразился он. — Так ведь это ж…»

Тут что-то случилось с единственной лампой — она ярко замигала, почти ослепив оглянувшегося на нее Юрасика. Потом лампа почти погасла, превратившись в красный уголек, а стены зала отъехали во мрак. Но лампа опять загорелась — не так ярко, как должна была, а мягким, колеблющимся желтым светом.

Юрасик, глянув на потолок, с удивлением заметил, что это оказалась люстра, да еще с лампочками в виде свечек. Приглядевшись, он увидел, что лампочки суть настоящие свечки, горящие с потрескиванием и расточающие легкий запах горящего сала. В зале было тихо, но Юрасик почувствовал, что эта тишина особенная, звеняще-гнетущая, существующая только вокруг него и… из-за него.

Его взгляд почему-то опустился вниз, и он увидел свои голые ноги в домашних шлепанцах, стоявшие на блестящем паркете, и не абы каком, а многоцветном, наборном.

«Андрюха успел и люстру повесить, и паркет настелить?!» — подумал Юрасик, возвращаясь взглядом в угол, где должны были находиться нарисованный старик в мундире и цыпочки-блондинки.

Они там и находились, сидя за столом, накрытым для чая. Старик сидел с зависшей в воздухе рукой, разинутым от изумления ртом. Все три девушки, похожие друг на друга возрастом, субтильностью и модным, видно, по тем временам прикидом — невесомыми платьями и драгоценностями в волосах, — тоже глядели на него с изумлением и ужасом. Откуда-то доносилась музыка, скрипка с флейтой, и ровный гул голосов. Но в самом зале царило натужное безгласие.

Юрасик полумысленно, полуреально оглядел себя — в трениках, с объемным пузцом, выпирающим из-под красной, с найковским плевком, футболки и с жестянкой в руке… Смотрелся он среди этого зала как… Да никак он не смотрелся, а был совершенно неуместен, дик и нелеп!

Юрасик просто не знал, как ему относиться к сложившейся ситуации и как себя вести дальше, но вдруг крохотуля собачонка, тоже беленькая и в колечках, заходясь в немыслимо визгливом лае, спрыгнула с колен одной из девушек и бросилась на Юрасика, оскалив меленькие зубенки. Девушка вскочила, крича «Зизи, Зизи!» и что-то по-французски, бросилась ловить аж подпрыгивавшую при каждом истеричном «хр-р-гяв!» собачонку.

Жуткий, панический ужас взметнул Юрасика над паркетом. Он выронил банку, которая зацокала по паркету, выбрасывая желто-пенные волночки, и бросился от болонки, как от разъяренного аллигатора, в глубине души сознавая, что покусать она его не может, и не потому, что мала и неопасна, а потому, что нарисована на стене. А через эти двери, в которые он выбежал, он тоже никуда не попадет, поскольку и они нарисованы. Тем не менее Юрасик, налетев по дороге на лакея, несшего на трех пальцах поднос с бокалами, и разметав группку мужчин во фраках, сумел, пронесясь через темный холл, влететь в свою комнатку у двери.

В ней было темно. Юрасик захлопнул дверь и привалился к ней всем телом, чтоб ни болонка, ни лакей, которого он снес вместе с выпивкой и посудой, ни те похожие на белогрудых пингвинов придурки не смогли его достать. Так он, задыхаясь после рывка, простоял минуты три. Потом, прислушавшись, понял, что никто в комнату не ломится, отвернулся от двери, по-прежнему прижимая ее задом, потянулся к выключателю и включил свет.