Евгений Таранцев - Промысел Господень: Летописи крови

Зло зашумели придорожные тополя, стараясь предупредить путников — воротитесь, не место вам здесь, ой не место. Но людей не мог повернуть вспять простой шум листвы на ветру. Для возврата нужны были более веские основания.

— Ты взял факелы, Бруно?

— Да, господин.

— Отлично. Воспользуемся ими, когда войдем в катакомбы.

Жену похоронили на родовом кладбище. Ритуал был молчалив и скуп на лишние эмоции. Слезы стыдливо прятались в потоках дождя. Ян сжал рукоять меча до обеления костяшек. Сквозь зубы он шептал страшную клятву. Отомстить, дойти до конца, до границы, за которой скромной сестрой вечной адской муки прячется безумие.

Православный священник читал заупокойную.

Природа сходила с ума в приступе осенней непогоды.

Люди и животные замерли в трансе бездонной скорби.

А его губы продолжали шептать проклятия низким убийцам, оставившим его одного в земной юдоли.

Северная окраина болота. Чваканье зловонной жижи под ногами. Назойливые комары. Сырость, моментально пропитавшая одежду и тело насквозь, лишив их природного тепла. Туман висел над болотом комьями прокисшего молока. Каждый шаг становился труднее предыдущего.

Искомый вход в Собор вырос из ниоткуда сам собой, словно всегда был где-то рядом, стоит руку протянуть, но вздумал до поры поиграть в прятки. Люди остановились, переводя дыхание. Бруно извлек из-за пазухи завернутые в тряпье — чтобы не отсырели — кремень и огниво. Из заплечного мешка достал два факела. Несколько минут чирканья кремнем, и серые болота расцвели бутоном живого пламени. Один факел Ян взял себе.

— Я пойду первым. Держись на некотором отдалении. Если что-то пойдет не так, уходи. Ясно?

— Да.

— Поможет нам Бог.

Эта был привычка, нежели акт чистой веры. Давно уже имя Его поминалось всуе, оставаясь оплотом лишь для горсти истых приверженцев Его, прячущихся по отдаленным областям ойкумены. Для остальных это был словесный пассаж, аутотренинг, призрачная надежда, что молитва действительно исцеляет и придает силы. С нее одинаково начинались рождение и смерть, милосердие и акт жестокости. Все в этом мире.

Чертоги, в которые вошли люди, были чужими для них и для Него. Но кто из пришедших думал об этом?

Перед последним шагом в неизвестное Бруно проверил арбалет.

— Оставь его здесь. Он нам вряд ли пригодится внизу.

— С вашего позволения, оружие не бывает лишним.

— Как хочешь.

Вход пещеры был простой норой, похожей на жилище огромного крота. Со сводов и потолка свисали обрывки корней, гроздья дождевых червяков. Под ногами хрустели тела насекомых. Казалось, что идешь по ковру из сухого печенья. Затхлый воздух затруднял дыхание. Легкие кололо от сырости.

Через полусотню шагов исчез свет, льющийся снаружи в проход. Бруно перекрестился. Некогда привычный жест отчего-то был сделан с затруднением. Человека эта несколько удивило, секунду он стоял в нерешительности. Потом его окликнул голос:

— Ты идешь?

— Да, господин, — отозвался оруженосец.

— Не робей, не баба.

Уж кем-кем, а трусом Бруно не был. Сколько раз он балансировал на тонкой грани, делившей жизнь и смерть на равные доли. Сколько раз судьба играла им как разменной монетой. И все было нипочем суровому гиганту, бритый череп которого пересекал рубец от страшной раны, полученной им в одном из боев. И даже тогда, когда душа его едва не утратила с телом последнюю связь, он не боялся заглянуть в лицо смерти, только позже узнав, что старуха с косой безлика. А вот сейчас признак предательской слабости подмигнул ему со дна желудка, толкнул под дых. Но отступать было поздно.

Если бы Ян и Бруно могли одновременно спускаться вниз по извилистому пути пещеры и видеть, что происходит снаружи, то преждевременная седина и заикание дегенерата были бы им гарантированы. Узкий зев пещерного входа на секунду расширился, словно кто-то сделал вдох ртом, потом медленно стал сужаться, пока не исчез вовсе. Создавалось впечатление, словно закрылась беззубая пасть спящего великана.

Вскоре своды лаза стали настолько низкими, что пришлось пробираться ползком, на четвереньках. Особенно тяжело было оруженосцу, с чьим ростом могли соперничать разве что корабельные сосны.

Когда уже казалось, что идти дальше не имеет смысла, потому что потолок повис уж очень низко, проход неожиданно разродился огромной залой, напоминающей тронную комнату. Только в отличие от последней единственным украшением здесь были отполированные стены, в которых, подобно отражениям, бились чьи-то тени.

Люди встали, развели ноющие от усталости плечи. Так они стояли до тех пор, пока чей-то голос властно не приказал:

— Потушите факелы. Они вам больше не нужны.

Пришедшие подчинились. Какое-то время они были слепы, темнота вокруг отняла у них способность видеть. Но потом глаза привыкли, и комната стала менее мрачной и пугающей. Казалось, по ней струится мягкий цветной свет, источник которого замурован глубоко в стенах. Кругом царило буйство теней, словно где-то рядом ходили другие люди, до поры остававшиеся за пределом взгляда. Тени были разновелики, но, несомненно, принадлежали существам с фигурой человека. Только у некоторых были изменены пропорции, кто-то обладал лишними конечностями и даже крыльями. Общая картина была таковой, будто бы разыгрывалась театральная мистерия с акробатами, масками и переодеванием.

Неизвестный голос продолжил:

— Ты искал встречи с Патриархами?

Ян преклонил колена.

— Да.

— Ты знаешь условия?

— Да.

— Ты готов внести Лепту?

— Да.

— Тогда действуй.

Ян повернулся к Бруно.

— Мешок, — отрывисто скомандовал он.

Оруженосец протянул хозяину холщовый мешок.

По очереди выуживая из него предметы, Ян перечислял их.

— Мандрагора, кровь младенца, умершего в утробе, девственная плева монахини, ослиные уши, помет нетопыря, медвежья слюна, мед горных пчел и свечи из черного воска.

У Бруно зашевелились волосы на голове. Все это было неизменными атрибутами чернокнижия. Неужели мастер продал душу Дьяволу?

Ян ставил перед собой коробочки и мешочки с колдовскими ингредиентами, и они исчезали, всосанные в пол.

— Патриархи довольны твоими приношениями, человек. Осталось только одно. Окропление!

Ян молча кивнул. Едва ли он долго колебался. Ему заведомо был известен ритуал аудиенции. Все давно было решено, взвешено и подготовлено. Осталось лишь доиграть инсценировку до конца.