Роберт Стайн - Лицо

Я взяла его в руки и принялась внимательно разглядывать.

Почему же я рисовала его снова и снова?

Я повернула лист под одним углом, потом под другим, как будто пытаясь таким образом найти ответ.

Темные глаза смотрели на меня, но в них ничего не читалось.

Почему же я рисовала мертвого парня?

И кем он был?

Из Аарона я больше ничего не смогла вытянуть. Он и так рассердился на себя за то, что проболтался.

В школе я попыталась попросить у него прощения, но он отвернулся и зашагал прочь. А когда я позвонила ему домой, Джейк сказал, что его нет.

— Я не могу тебя потерять, Аарон, — прошептала я, положив трубку. — Ты значишь для меня слишком много.

Сейчас, уставившись на рисунок, я спросила у него:

— Кто ты? И почему я целовалась с тобой?

Почему же я рисовала мертвого парня? Почему делала это снова и снова?

Неожиданная мысль заставила меня содрогнуться.

Неужели он управлял моей рукой?

Неужели заставлял рисовать его? Неужели руководил мной из могилы?

Я скомкала рисунок. Потом схватила два карандаша и склонилась над альбомом.

— Нарисую кошку, — объявила я.

Кстати, до экзаменов осталось всего две недели. Если я не представлю достойных работ, то меня не возьмут на специальные курсы.

— Нарисую тебя, Руни, — сказала я. — Где ты?

Но, конечно, этой глупой кошки, когда надо не оказалось рядом.

Я склонилась над альбомом и стала рисовать по памяти.

— Марта, — раздался мамин голос. — Пришла Адриана!

Я услышала доносившиеся из коридора шаги подруги.

— Привет. Что случилось? — сказала я, как только она вошла в мою комнату.

— Ничего особенного. Как дела? — ответила она. Потом стащила через голову свитер и кинула его на кровать. Зачесала назад свои вьющиеся волосы. — Бр-р, на улице так холодно. А ты уже как будто поправилась.

— Да, и чувствую себя нормально, — ответила я негромко. Я раз десять извинилась перед подругами за то, что испортила им веселье, и говорила, будто у меня все хорошо.

Но они все-таки не переставали успокоительно твердить, что я выгляжу отлично.

Адриана опустилась на кровать и спросила со вздохом:

— Ты уже сделала задание?

— Ага, — кивнула я. — Оно было совсем простым. Сейчас вот собиралась порисовать…

— А мои дела совсем плохи, — прервала меня подруга.

— С родителями? — спросила я. — Снова воюют? Может быть, переночуешь у меня?

Обычно в таких случаях Адриана отказывалась, но иногда обстановка дома накалялась настолько, что ей все-таки хотелось остаться у меня.

— Нет, не с родителями, — сказала она, поддевая ногой складку ковра. — Папа наконец-то уехал. В воскресенье.

Я не знала, что и сказать. Адриана была ближе к отцу, чем к матери, и нынешний расклад ее никак не мог устроить.

— Дела плохи с Иваном, — пояснила она. — Я очень волнуюсь за него.

— И что же он натворил на этот раз? — Я повернулась к ней, не выпуская из рук альбома, и начала рисовать.

— Я… я точно не знаю. — Адриана замялась. — Сегодня зашла в его комнату, чтобы о чем-то спросить. И увидела у него новый магнитофон и проигрыватель.

— Да? — Моя рука остановилась. — И что же в этом ужасного?

— Откуда у Ивана деньги на такие вещи? — ответила Адриана.

Я задумалась, но так ничего и не смогла сказать.

— Наверное, Иван их украл, — сказала Адриана наконец. — Ты же знаешь, что он толкается среди разного сброда. Двое его дружков вылетели из Уэйнсбриджской школы. Кажется, за поджог бани.

— Блестяще, — вздохнула я.

— Так вот, Иван торчит с этой швалью целыми днями, — продолжала Адриана. — Говорит, что они отличные ребята и знают, как нужно веселиться. И вот теперь у Ивана появились эти вещи. Он точно их где-то спер. Ему светит тюрьма. И я… я…

Я хотела было ответить, но, случайно взглянула на свой рисунок, воскликнула:

— Нет! О нет!

Оказалось, что я нарисовала не кошку, а все то же лицо.

Неужели мне предстоит рисовать его до скончания века?

Адриана положила руку мне на плечо и поглядела на рисунок. Потом тяжело сглотнула. Ее глаза сузились.

— Хочешь пойти на баскетбол в пятницу? — спросила моя подруга, все еще сжимая мое плечо.

— Что?

— Наши играют. В пятницу, — пояснила она. — Хочешь сходить? Повеселимся, забудем обо всем…

Но мне хотелось не забыть, а, наоборот, вспомнить.

Однако я сказала:

— Конечно. Обязательно пойдем и повеселимся.

Лаура взялась подбросить нас на матч. Она приехала даже раньше, чем нужно, и мы некоторое время катались по городу, слушая радио, подпевая во все горло и окликая из окошка знакомых ребят.

Мы вели себя как придурочные, но нас это мало заботило. Зима выдалась холодной и мрачной, и нам хотелось как-то развеяться.

Наконец наша машина остановилась на ученической стоянке перед школой через десять минут после начала игры. Из спортзала доносились возбужденные крики и стук мяча по деревянному полу.

Ища глазами свободные места, я мельком глянула на табло и увидела, что наши соперники, «Айронтонские ястребы», выигрывают со счетом восемь — ноль. Плоховато.

— «Тигры», вперед! — крикнула я. — Бей их!

Наконец мы уселись почти на самом верху, заставив кое-кого потесниться.

Трибуны продолжали надрываться.

— А где сейчас Аарон? — спросила Лаура, перекрывая шум.

— Не знаю. — Я пожала плечами. — Он мне не звонил.

Сегодня было не до него. И вообще ни до кого на свете.

Я решила полностью погрузиться в игру. Кричать вместе со всеми. Подбадривать «Тигров». Кружить по городу вместе с девчонками после матча. Или же завалиться в пиццерию.

Словом, вести себя, как все, а не как больная, которую все жалеют.

— «Тигры», вперед!

Прозвучал свисток. Тайм-аут. Я увидела, как Корки Коркоран вывела вперед свою группу поддержки[1].

— Обрати внимание на того парня из «Ястребов»! — крикнула Адриана, указывая куда-то рукой.

— На которого? — спросила я. — На того высокого?

— Они все высокие, — усмехнулась она. — Я про того, с черными вьющимися волосами.

— Который не знает, как завязывать шнурки? — уточнила я.

— Я буду за него болеть. — Адриана не обратила внимания на мою иронию.

— Предательница, — покачала я головой.

Группа поддержки откричала и отпрыгала свое, потом освободила место для игроков. Те, побросав полотенца и бутылки с водой, вернулись обратно.

Прозвучала сирена, и игра возобновилась.

К середине матча счет был двадцать — четыре.

— Есть охота, — сказала Лаура и потянула меня за руку. — Пойдем перекусим.