Ведунья - Мария Викторовна Даминицкая
Святой Франциск со святым Марком,
На плечи зрителей вместили
И не смотря, что статуи,
С них видно далеко Святыню.
Двойную тяжесть каждый раз
Терпела статуя Агаты.
Амбросио так ждал народ,
Его слова были наградой.
Он мог в сердца вселить покой,
Надеждой наделял уставших.
Он боль снимал с больных людей
И веры придавал всем падшим.
Мог так часами говорить,
Но всем казалось, что минуты.
Любил Святого весь народ,
Мадрид гордился этим чудом.
Часть 2
Настало время, наконец,
Час службы за спиной остался.
Все прихожане разошлись
И кельи стали заполняться.
Так, настоятеля, толпа
Монахов в келью проводила.
И как обычно перед сном
Благословения просила.
Лишь только дверь закрыл монах,
Всех с превосходством отпуская,
Гордыня на него сошла,
Вела борьбу с смирением в зале.
Едва остался он один,
Как дал тот час волю тщеславию.
Восторга слышал голоса,
От проповеди – дверцы к Раю.
Так сердце излилось его
И преисполнилось блаженством.
Всю радость он сдержать не мог,
Как людям указал путь к дверце.
Воображение взялось
Картины рисовать величия.
Мечтал о будущем святой,
Подчёркивал своё отличие.
Он посмотрел вокруг себя,
Заликовался так святыня.
Гордыня громко говорила,
Он выше прочих смертных в Мире.
– Кто, – думал он,
– Кроме меня,
Прошёл все испытания
С детства?
Ничем себя не запятнал
И совесть чистая, как сердце?
Кто ещё смог смирить себя,
Разгул бурных страстей и нрава?
Чтобы потом
Закрыться так,
От мира, похоти,
Соблазна?
Уйти от Мира добровольно,
К себе девиц не подпускать.
Ведь зря ищу я человека,
Который смог, как я страдать.
Ни у кого кроме себя
Не вижу я подобной воли,
Ни в одной церкви нет такого,
Амбросио, как я – святого!
Как поразила проповедь,
Миряне не скрывали речи.
Толпились все вокруг меня
Крича, что: "Ты единственный на свете!".
Кого не тронул ни соблазн
И даже порча не скусила.
Я должен быть всегда таким,
Держаться нужно, что есть силы!
Как я всегда себя блюдил,
Так должен монастырь держать свой.
Следить за братиями там
И наставлять на путь понятный.
Что если вдруг, меня соблазн,
С путей сведёт настоль внезапно?
Нарушу всё, что соблюдал,
Как примет это всё аббатство?
Ведь я такой же человек,
Природа чья слаба, как ветер,
Природа склонна к заблуждениям
И может отменить запреты.
А мне придёться покидать,
Свой уединЁнный приют – кЕлью.
Красивых дАм в церквИ встречать,
И исповЕдовать на тЕмы!
Мадрида благородный свет,
Всё каждый день ко мне съезжает.
Желают видеть лишь меня!
Как с ними я один свладаю?
Я должен приучать свой взор
Ко всем соблазнам и одеждам,
К желаниям и роскоши,
Чего лишал себя я прежде.
Что если встречу в Мире ту,
В который я вступить обязан,
Прекрасную, как ты, Мадонна,
Не знаю, сердцу не прикажешь!
При этой мысли взор упал,
На образ, что висел напротив.
Он Богоматерь наблюдал
И восхищался, что есть мочи!
Уже два года образ сей,
Был тем предметом вожделения.
Восторг святому приносил,
Невидимое поклонение.
Так долго он святой лик зрил,
От восхищения не сдержался.
С собою вслух заговорил
И к Богородице прижался.
– Ты так красива, несравненна,
Так грациозна и нежна!
Какое всё же есть величие,
В твоих божественных глазах!
Склонилась на руку изящно,
Твоя красива голова.
Лишь только роза будет спорить,
Какой румянец у тебя!
Ни одна лилия на свете,
Не сможет и она равняться!
С той белоснежностью руки,
К которой я хочу касаться!
О, если бы такое чудо
Существовало в Мире этом.
Жила бы только для меня,
Могла бы снять с меня запреты.
К твоим пшеничным волосам,
Я каждый день хочу касаться.
И алые наши уста,
Не прекращали б целоваться.
О, Боже, милостивый мой!
Смогу ли устоять пред этим,
И променять одни объятия,
Нарушить тридцать лет запретов?
О, Господи, какой глупец!
Как ты позволил ей увлечься!
Амбросио! В своём уме?
Эта картина – Божье сердце!
Прочь мысли нечестивые,
Запомнить должен навсегда!
Что эта женщина навеки
Потеряна, вся, для меня!
Нет и не может быть такой,
Той смертной здесь и совершенной!
Как этот образ предо мной,
Очнись глупец и будь смиренным!
А вдруг такая существует?
Не устоит пред ней никто?
Я ведь Амбросио, я – лучший!
Не полюблю, как муж её!
Та, что сейчас меня чарует,
То идеал – Всевышний лик!
Внушит мне сразу отвращение,
Если такая будет жить!
Присущи смертным недостатки,
Запятнана ими вся будет.
Я поклоняюсь божеству,
И восхищён кисти на чуде!
Художник чудо сотворил!
Я восхищён его искусством!
Во мне
