Галлант - Виктория Шваб
Она обожает звуки, но умеет двигаться бесшумно.
Порой в Мерилансе ночами Оливия выбиралась из постели и бродила по темной школе, притворяясь, что захватывает ее. Кружилась в пустых коридорах, просто потому что могла. Считала шаги от одного конца до другого, дышала на окна и рисовала на затуманившемся стекле фигуры, а видел все это лишь призрак, который затаился на лестнице, выглядывая между перекладинами перил.
Там, в темноте, Оливия могла притвориться, что школа – ее дом. Но как она ни старалась, мрачное серое строение ни разу не исполнило своей роли. Слишком холодным оно было, слишком пустынным, слишком похожим на себя. И каждую ночь, забираясь обратно в кровать, Оливия напоминала себе, что Мериланс – просто здание и никогда не будет домом.
Она мысленно повторяет: Галланту тоже им не стать, если Мэтью добьется своего, и все же, спускаясь по лестнице, поглаживая ладонью отполированные перила, понимает: все здесь ей будто бы знакомо. С каждым бесшумным шагом дом словно склоняется к гостье и шепчет: «Привет». Шепчет: «Добро пожаловать». Шепчет: «Ты дома».
Повторяя свой путь в обратном направлении, Оливия пересекает вестибюль и заглядывает в гостиную. От жаркого огня в камине осталась лишь горстка тлеющих углей, осколки вазы убрали с пола. Оливия пробирается вглубь особняка. Находит столовую – обеденный стол такой длинный, что свободно поместится десяток человек, залу, где мебель выглядит совсем нетронутой, кухню – все еще хранящую тепло.
Оливия крадется по дому, огонек свечи дрожит, как и отбрасываемый им свет. Когда она перекладывает огарочек из руки в руку, вокруг колеблются тени, и Оливия не сразу понимает, что уже не одна.
На полпути к концу коридора стоит призрак.
Женщина – или по меньшей мере отдельные ее части – висит в воздухе, будто дым. Завеса темных волос, узкие плечи, рука, словно протянутая, чтоб коснуться Оливии.
Та удивленно отскакивает, думая, что гуль исчезнет. Но он не исчезает, а поворачивается спиной и стремительно уносится вдаль, то пропадая из виду, то появляясь, как силуэт в череде фонарей на темной улице.
Да стой же, думает Оливия, но призрак ускользает от нее в конец коридора и проходит прямо сквозь дверь. Огарок едва не гаснет, когда Оливия торопится следом, топоча по ковру, распахивает створку в непроглядную тьму и шагает внутрь. В тусклом свете видно, что она очутилась в кабинете с высокими потолками и без окон. Оливия оборачивается вокруг, обыскивая углы, но гуль исчез.
Она судорожно вздыхает. Ей всегда было любопытно, связаны ли гули с Мерилансом? Школе они не дают покоя или ей, Оливии? Похоже, дело не в здании.
Она уже поворачивается к выходу – пламя свечи у нее в руке колеблется, озаряя книжные полки, стол темного дерева, – но вдруг замечает какой-то изогнутый металлический предмет.
Нахмурясь, Оливия подходит к столу, где громоздится штука странной формы, почти с нее саму ростом.
Если для этого существует название, Оливия его не знает.
Выглядит предмет механическим. Наполовину часы, наполовину – какая-то скульптура. Что-то вроде… сферы из концентрических колец, расположенных под разными углами. Вблизи становится видно, что в сфере заключены два дома, каждый балансирует на собственном кольце.
Пальцы сами собой дергаются. Оливия не в силах избавиться от ощущения, что от малейшего толчка равновесие нарушится и скульптура, разлетевшись на части, рухнет на пол. И все же сдержаться тяжело.
Она уже заносит руку, и…
Позади раздается скрип двери.
Оливия разворачивается – увы, слишком быстро, свеча в руке гаснет, комната погружается во мрак. Сердце охватывает страх, внезапный и пронзительный. Оливия выскакивает из кабинета, яростно моргая и надеясь, что зрение прояснится. Но ставни закрыты, а тьма в доме густа, как сироп. Оливия на ощупь пробирается назад, твердя себе, что не боится темноты, но с такой темнотой ей встречаться не доводилось. Дом словно разрастается вокруг, коридоры разветвляются, множатся, и наконец Оливия понимает – она точно заблудилась.
Но вдруг мрак рассеивается, и вот Оливия уже способна различить окружающую обстановку. Где-то справа есть свет. Неяркий, тусклый и белый. Она сворачивает в узкий проход и попадает в еще один холл, меньшего размера, чем парадный. А в самом конце его – дверь.
В этом доме два вида дверей.
Те, что ведут из комнаты в комнату, и те, что ведут наружу. Эта – из последних. Слабый свет проникает сквозь небольшое оконце, встроенное в массив створки. Чтобы заглянуть в него, нужно встать на цыпочки и увидишь: в небе, рассыпая по саду серебристые нити, висит полумесяц.
Сад. Тот самый, что Оливия впервые заметила, когда машина подъехала к дому. Обещание чего-то прекрасного, спрятанного от чужих глаз.
Даже в темноте зрелище великолепное. Деревья и увитые розами решетки, дорожки, ухоженные цветы и лужайки. Распахнуть бы дверь и выбежать в ночь, пройтись по траве босиком, погладить бархатистые лепестки роз, улечься на скамейке под луной, надышаться этой красотой, пока не отослали прочь.
Оливия дергает дверь, но та заперта.
Она запускает руку в карман ночной сорочки, жалея, что не захватила отмычки, и вдруг нащупывает золотой ключик от своей спальни. Форма у него самая простая, похожая на обычную букву «Е».
Если в доме так много дверей, неужели хозяева захотят делать больше одного ключа? Оливия вставляет свой в прорезь замка и, затаив дыхание, поворачивает, ожидая встретить сопротивление. Но вместо этого слышит приятный щелчок освобожденного язычка.
Ручка прохладная, и когда Оливия на нее нажимает, створка со вздохом поддается, чуть открывается – лишь на волосок, впуская холодный ночной воздух, и…
Из тьмы возникает человек и прямо сквозь деревянную дверь врывается в вестибюль. Половины лица нет, Оливия пятится от двери и от этого человека, который и не человек вовсе, а гуль.
Он хмуро взирает на нее единственным глазом и простирает испачканную руку, но не приветствуя, а предостерегая. Гуль не может коснуться, убеждает себя Оливия, его здесь нет, однако призрак шагает вперед, сжимая кулаки, девочка разворачивается и мчится по темному дому вслепую. Неведомо как отыскав лестницу, бежит наверх в свою спальню и плотно закрывает за собой дверь.
Пусть это всего лишь дерево, за закрытой створкой Оливии спокойнее.
Кровь стучит в ушах, Оливия забирается под одеяло, закрывшись дневником матери, будто щитом. Она в жизни не боялась темноты, но сегодня зажигает лампу. А когда садится
