Николай Берг - Мы из Кронштадта, подотдел очистки коммунхоза (Часть 1)

— Сейчас уже можно шампанское вынимать, а вместо бутылей могу туда твое сало определить — заявил Еноту Серега.

— Угу — отозвался Енот.

— Ну все, все пришли, давайте к столу! — заявил занявший весь дверной проход Ремер.

— Погодите минуту! — мало не хором отозвались женщины и Енот с Серегой.

— Время пошло! — строго заявил Ремер и тут же был выставлен с кухни вон Дарьей Ивановной.

Уже вечером Ирка заметила немного не там, где она рассчитывала, просветы среди деревьев, отдуваясь и устало пыхтя, выбралась на опушку леса и увидела то, к чему стремилась — широкую асфальтированную трассу. Четыре полосы, разделительной линии нет. Асфальт паршивый, заплата на заплате. Подумала и решила, что, скорее всего — это Крестецкий район.

Тут всегда был никудышный асфальт. Дальше — у Валдая — гладенький и крепенький, а вот тут — до Валдая — словно война прошла. Хотя понятно — на Валдае, как толковал Витька, дачи всяких толстых дядек. А тут дач нету, вот и асфальт никакущий.

Что удивило — брошенных машин и не было толком в пределах видимости. Потом пригляделась — были, но мало. И центр дороги пустой, прямо хоть садись в какую из машин и езжай. Повертела головой. Посмотрела на быстро темнеющее небо. Потом аккуратно перебралась через высохшую канаву, которая здесь была как противотанковый ров, выбралась на асфальт.

Было тихо, тренькала какая-то пичуга.

Ирка поправила автомат и двинулась к стоящему неподалеку дальнобою. Громадная фура, расквашенная чем-то чудовищно тяжелым была сброшена с шоссе и громоздилась в противоположной канаве неряшливой кучей, а вот темно-синий тягач-американец с кабиной размером с деревенскую баню остался стоять на обочине. Ирка знала, что в такой кабине можно переночевать с комфортом, там здоровенная лежанка запроектирована. Если в кабине нет хозяина — там она и переночует. Вымоталась за два дня блуждания по лесам-болотам изрядно и сейчас хотела только одного — вытянуть ноги и выспаться в безопасности. По дороге гулко разносились ее шаги, хотя старалась идти тихо. Странно, никаких зомби вокруг. Осторожно покосилась на торчащую из канавы колесами кверху легковушку, разглядела, что груда мусора из фуры — мятые и размокшие коробки с телефонами. Очень аккуратно заглянула в кабину. Пусто. По возможности, страхуясь, потянула ручку. Высоко задранная дверь мягко распахнулась.

Ирка покрутила носом. Оно конечно из кабины густо пахнуло, но от такого запаха Ириха чуть не заплакала от умиления — пахло затхлостью и знакомым с детства букетом. Нагретой за день пластмассой, старым табачищем, несвежим мужским бельем. Никакой трупной сладковатой гнуси и ацетона. Ирка решительно полезла в кабину.

По первому впечатлению все свидетельствовало о том, что хозяин спешно собрался и утек. Закрыла дверь, осмотрелась. В такой кабине она была впервые и убедилась — да. Тут и жить можно. Мертвый экран маленького телевизора и распахнутый холодильник. Пустой, к сожалению. Здоровенное лежбище. Присмотрелась — поняла, что его можно развернуть вдвое.

Ага, еще и вторая полка, ярусом. Куча всяких мужских тряпок, одеяла, подушки.

Сдула привычно прядку волос, упавшую на глаза и завозилась энергично, как воробей в прошлогоднем гнезде, старательно наводя порядок. Ну не могла она так сразу завалиться, хотелось, чтоб и это временное пристанище стало домом. В уюте высыпаешься лучше — это она с детства знала. Угомонилась, когда стемнело уже почти. Устроилась на водительском мягком кресле и на сон грядущий с аппетитом слопала найденную тут же в кабине банку теплой баклажанной икры, закусывая сухой китайской вермишелью. Запила водой из фляжки, покосилась на бензиновый примус 'Шмель', захватанный грязными лапами полиэтиленовый пакет с маленькими сокровищами — хозяин в спешке не взял чайные принадлежности и несколько бомжпакетов, потом полезла на лежанку, сбросив наконец-то утомившие башмаки. Еще хватило сил набить сырые берцы газетной бумагой из валявшихся тут же периодических изданий добедового времени, чтоб просушить. Свернулась калачиком и уснула, сунув пистолет под подушку, а автомат — поближе, под одеяло.

Пациент меня вызвал в прихожую и со значительным видом вручил симпатичный легкий карабинчик, как оказалось — под наш промежуточный патрон. Честно признаться не очень-то он мне нужен, этот карабин с непонятным именем 'Мини-30', особенно после того, как МЧСники поделились с нами кучей СКСов, найденных их ребятами в одном из не до конца демократизированных армейских складов. Правда насчет ребят я не вполне прав, там и женщины были, у них в этой конторе девчонки весьма боевые, не отнимешь. Но прибыток — уже хорошо, попробовал я отдариться тут же ящиком сгущенки и коробкой с зерновым кофе. Кофе Мельников взял, а от сгущенного молока скривился словно зеленый лимон сжевал. Оказалось в армии как-то дорвался до сгуща, теперь видеть его не может. Ну, понятно, у нас в роте ребята так шоколадом на пищекомбинате обожрались. Тоже потом страдали. А вообще приятно — даже не подарок, а внимание, но и подарок как ни крути — тоже. Когда вернулись в комнату, увидели, что второй купецкий гость толкает речь, да так, что все его слушали, даже и женщины. Здоровяк явно был в ударе и соловьем пел:

— Борщ… Что вы знаете о борще, бледные люди, живущие под унылым и блеклым небом скудного севера? Это первое красного цвета, испорченное уксусом, вот что вы знаете! Вы думаете, борщ — это прибрел с работы, сел и задумчиво внедрил под пономарение теленовостей, не отвлекаясь на вкус и запах, полезный набор корнеплодов и аминокислот? Мне жалко вас, но я вам завидую, потому что открытие борща у вас впереди!

Чтобы понять, что такое борщ, надо ехать на Украину, на Кубань, или в город Ставрополья с говорящим за себя именем Изобильный! Надо ехать в место, где воткнутая в землю лопата, если забыть ее на три дня, уже не может быть вынута, а только окучена и привита чем-то полезным, ибо уже укоренилась и выгнала из себя нахальные побеги.

Есть его надо вечером. Ну да, ужин отдай врагу. И это правильно, потому, что отдав врагу правильный борщ, ты сделаешь его другом, если он разделит его с собой. Или, если не разделит — осознание потери наполнит тебя священной яростью и тогда уже все, борьба до полной победы и окончательной гибели мерзавца этого, ибо человек, борющийся за борщ, проиграть не может! Ибо борется он за святое и правое дел, самое святое, после матери, детей, родины, хлеба и любимой женщины.

Так вот, вечер. И не где-нибудь…В садочке, под деревьями… Жара ушла, но недалеко. Омыты в летнем садовом душе пот и усталость, ноги приятно гудят, и есть в такой душегубке ну совершенно нет желания. Ну так, взвара холодненького из погреба из запотевшего кувшина…