Девять жизней октября - И. Ф. Сунцова
* * *
Дедки вздернули головы: откуда-то сверху раздалось двойное «КАР-Р-Р» – ворон удивленно подавился им, засипел, обиженно склонил клюв и отвернулся к стенке. Стенкой оказался узенький ствол непонятно как закравшейся на болота чахленькой яблоньки. Ворон глубоко вздохнул и попытался слезть с нее, а не слететь, получилось откровенно плохо. Кубарем скатившись на землю и чуть не потонув в вязкой влажной трясине, он восстановил равновесие и, не теряя достоинства, с гордо поднятой головой прошествовал прочь, подальше от этих, с отъезжающим сознанием. Отойдя на полметра вглубь лесочка, вздрогнул на мгновение: подумалось, что сознание отъехало у него самого. Остановился, отчаянно захотелось вернуться, но ворон знал: в таких местах не оборачиваются.
* * *
Дедок покидал палестинку в странном, неудобном теле. Все вокруг вдруг сделалось неправдоподобно большим, он попробовал выставить руки вперед, чтобы удержать равновесие, и понял, что у него нет рук, только крылья. Крылья?!.
Он хватанул ртом воздух, холодный пот тройного ужаса прошиб его насквозь, его бил озноб. Он помнил, как очнулся после удара головой, как пришел на палестинку, делая припасы трав и ягод, и у него прихватило спину, как увидел палэсмурта, двух палэсмуртов, смотрящих друг на друга, как наблюдал за всем этим сверху, как угольно-черной птицей уходил с авансцены событий и одновременно не мог пошевелиться еще в двух телах. Осознание окатило ледяной волной, льдистыми осколками рассыпало шрамы по изболевшему Богу – это был он, он сам, он, и никто иной. Годы непосильного, изматывающего труда прошли даром, Вселенная, сотворенная им, не имела смысла, пока он был вне ее пределов. Он схватил записную книжку и принялся лихорадочно строчить:
31 октября 2019 года
Я отрекаюсь.
Немногие боги могут похвастаться тем, что прошли путь, подобный моему, чтобы иметь право быть Богом, и все же я отрекаюсь, ибо пророческий сон мой открыл мне знание поистине ужасное и сладостно верное: есть области бытия, где даже Бог не в силах разрешить противоречия и тайны.
Итак, такова судьба моя. Есть лишь один-единственный подлинный путь искупления: древний Оскон. Что ж, я не верю тебе, творение мое, Сын мой, и пусть я верю в тебя, ибо верю в каждое из своих чад и созданий, какими бы они ни были, я не доверяю тебе и не уверен в тебе, но я пойду за тобой, я отдам себя тебе. Больше ты никого не погубишь! Ты либо удовольствуешься тем, что есть, либо погибнешь сам. Я отрекаюсь и отдаю себя на милость твою, Сын Божий, Мир Божий.
Я, кажется, не совсем здоров. Мне жарко. Мысли путаются. Я кутаюсь в шаль и никак не могу согреться.
Максимка! Внучек!
Ты здесь? Ты еще не забыл своего деда?
Меня греет мысль о том, что я буду жить в твоем сердце.
Прости меня. Я хотел совершить с тобой страшное, но – верь мне – ничего не бойся, ибо Он не в силах вместить в себя больше, чем теперь, когда Он вместит меня. Прости меня, Постреленок! Прости меня, если сможешь. И знай, что ты был и остаешься светом, к которому стремятся все мои души. Их четыре. Ты прочтешь это здесь, если захочешь.
Максим! Если ты это читаешь, значит, мне удалось, значит, я сумел защитить тебя от этого жестокого мира, значит, я сумел тебя спрятать. Теперь я знаю, кто я на самом деле. Не ищи меня.
Твой деда.
Твой дедушка Паша.
Паша. Павел.
Палэс. Мурт.
Шаль соскользнула на пол, он сошел со своего пьедестала, спустился в свой Сад, занял самим собою отведенное себе место, закрыл глаза и подал голосовую команду. Киноэкран зазвучал, заподмигивал, запереливался, и зал опустел, вновь не выпустив своего зрителя, на этот раз последнего из возможных.
* * *
И тотчас на Джомолунгме[64] открыла глаза женщина. Лицо ее приобрело решительное выражение. Она села в кровати, свесила на пол ноги в полосатых носках из верблюжьей шерсти и, кивнув самой себе, принялась собираться. Ядвигу ждал длинный и вожделенный путь домой.
Глава 61
Дневники дедка
1 ноября 1959 года
Мне окончательно доверили ключ. Теперь техника в полном моем распоряжении. Конечно, я несу за нее ответственность, но кто и что будет проверять, когда она работает исправно? Наконец-то мама успокоится. У меня хорошая работа для этого местечка. Даже приятная. И кормит нас обоих. Приволоку туда кресло-качалку с чердака, все равно оно никому не нужно.
22 февраля 1962 года
Хотел бы я верить, что это лишь сон. Смерть гонится за мной по пятам. И отец в ее свите.
12 июня 1964 года
Я больше не могу.
Я разорю его.
Я отниму свое.
Чего бы мне это ни стоило.
31 июля 1966 года
Мир! Новый! Лучший! Вот что мне действительно нужно.
19 марта 1967 года
Чертовы механизмы! Мама права, мне отчаянно не хватает знаний.
21 июня 1967 года
Ты зовешь их «Храмовым городом», эти сосны и ели. Говоришь, каждая из них – прибежище, дом, где любят и примут. Любого. Забавно: прошло столько лет, а собственного храма, твоего храма, в этом городе нет по-прежнему. Но ты бродишь по древним, вечно изменчивым улочкам изо дня в день, неутомимая и полная веры. И везде за тобою следом плывет легким ласковым облачком твоя молитва.
Ядвига… О, как я пытаюсь тебя понять! Я держу тебя за руку, силясь перенять твое восприятие, почувствовать эту всеобъемлющую благость, но вижу лишь море разрушенных обветшалых остовов, лишь нагромождение маяков, сросшихся, вгрызающихся друг в друга, сражающихся за право быть тем единственным, чьему свету суждено стать предвестником собственной жизни…
15 апреля 1968 года
Времени остается совсем мало. Я забросил все ради этих дурацких вступительных. Оно того стоит. Лишь бы оно того стоило.
28 августа 1968 года
Уже скоро.
2 сентября 1968 года
Мама счастлива. Ей все хуже.
11 ноября 1968 года
Ядвига… Я хотел переписать твое письмо сюда и сжечь его, чтобы не видеть твой почерк, но почему-то не смог.
Ключ оставила. И меня. Оставила.
Ненавижу.
Прости.
Понимаю.
Жду.
12 ноября 1968 года
Мамы больше нет. Это случилось вчера.
15 ноября 1968 года
Хорошо, что Ядвига
