Антонина Ванина - Свинцовый закат

— Да, мой мальчик, того самого гессенского дома, насквозь разъеденного гемофилией и порфирией. Один из братьев Алисы Гессенской умер в младенчестве от гемофилии, одна из её сестер бездетна, а другая, что замужем за собственным кузеном, семь лет назад родила больного первенца.

— Гемофилия?

— Именно. Ты знаешь, в чём особенность этого недуга? — Ученик открыл было рот, чтобы ответить, но учитель его недовольно прервал. — Не надо мне талдычить о несвертываемости крови, это я и без тебя много раз видел и знаю. Я говорю о том, — заговорщически зашептал старик, — что эта болезнь поражает только младенцев мужского пола.

Рассел согласно кивнул.

— А ты знаешь, — продолжал интриговать Книпхоф, — что российский престол не может наследовать женщина? Это в вашей империи 58 лет может править королева, а на Востоке все иначе. Наследник должен быть мужчиной и никак иначе. А Алиса Гессенская пока что родила только одну дочь. И будь уверен, она будет рожать до тех пор, пока на свет не появится мальчик. А когда он появится…

Тут профессор сделал многозначительную паузу, чтобы Рассел смог просчитать последствия такого рождения.

— Если русский наследник будет болен гемофилией… — начал было доктор, но профессор не выдержал и закончил фразу за него сам:

— Он не протянет и тридцати лет, как когда-то и герцог Олбани. Он может вообще не дожить до коронации. А это чревато грызней за трон всяких родственников, дядей, двоюродных братьев и племянников. В общем-то, после брака Николауса Романова с Алисой Гессенской, для династии вырисовываются нерадужные перспективы. Ты, кстати, знал, что Принц Георг, внук вашей королевы, приходится русскому императору с императрицей двоюродным братом?

— Вот как? Значит Николас и Алиса кузены?

— Да нет же, такие брачные союзы в России запрещены церковью. Хоть у русских и полно варварских обычаев, но некоторые из них, должен признать, весьма полезны. Отец Георга и мать Алисы родные брат и сестра. А матери Николауса и Георга родные сестры. Кстати, ты видел их фотопортреты? Удивительное сходство, словно братья-близнецы.

— Так вы, профессор, поднаторели в генеалогии?

— Конечно. С тех пор, как я начал заниматься изучением порфирии и гемофилии, пришлось досконально исследовать родственные связи Ганноверов и прочих их родственников. И вот, что я тебе скажу, мой мальчик — если Ганноверам не безразлична судьба их ближайшей родни, в особенности русских кузенов, им бы не мешало откомандировать тебя с личной рекомендацией в Петербург. Для наблюдения за гессенской ветвью болезни, так сказать.

— Я боюсь, это невозможно, — поспешил заверить его Рассел. — Как сотрудник Общества я не могу покинуть…

— Да, да, мой мальчик, ты прав, здесь ты нужен Ганноверам не меньше. Но это ваше Общество, может найти человека для подобной миссии, уж коль скоро вы служите лично королеве.

— Когда-то давно такой человек уже был найден, — кивнул Рассел. — И это были вы.

Старик раздраженно махнул рукой.

— Но теперь-то я не в том возрасте, чтобы переезжать в холодную дикую страну. Я, в конце концов, стар, мне 87 лет, я не могу долго путешествовать без внуков… Кстати!

На лице профессора заиграла коварная улыбка.

— Вы что-то придумали? — поинтересовался доктор Рассел. — Нашли выход из ситуации?

— А что если Романовыми займется Пауль?

— Мистер Метц? — недоверчиво переспросил он.

— А почему нет? Мальчику уже 35 лет, пора бы ему чем-то заняться самостоятельно, без напутствий деда. Он довольно-таки не плохой хирург. Не гений своего дела, но все же, сносный специалист.

— И вы думаете, он согласится переехать в Российскую Империю?

— А куда он денется? — хохотнул старичок. — Его отец как раз родом из Польши, так что, это будет почти возвращением на историческую родину.

— Тогда есть смысл устроить этот переезд, чтобы мы могли отследить у наследников Романовых течение гессенской болезни. Но в таком случае, я должен вам кое-что показать, — в задумчивости протянул Рассел. — Вернее вам и мистеру Метцу.

— Интригуешь, Джонни? — хитро сощурился профессор.

— Это одна экспериментальная разработка. Она как раз связана с физиологией крови.

— Интересно-интересно.

— Но, я хочу предупредить, если вы это увидите, обратного пути не будет.

— Ну, хватит пугать старика. Я не придаю огласке секретные исследования, — и лукаво добавил, — но только если сам в них участвую.

На следующий день Рассел пригласил профессора Книпофа и доктора Метца, как и сэра Джеймса с полковником Кристианом в свой дом. Полковник крайне неохотно согласился сопровождать Грэя. Что-то внутри ему подсказывало, ничего хорошего появление Книпхофа в доме медика не предвещает.

— Что Рассел собирается делать? — спросил полковник у сэра Джеймса.

— Вы и сами знаете, что.

— Я понимаю, что он хочет показать професору Мери. Но зачем? И почему я должен при этом присутствовать?

— С точки зрения медицины, у вас с ней много общего.

— Мужская и женская особь, это вы хотели сказать?

— Ну, полковник, не надо создавать проблему на пустом месте. Никто не считает вас новым видом примата в зоопарке.

— Большое спасибо, мне сразу полегчало.

Но при виде Книпхофа, на душе полковника тут же стало тяжелей. Профессор с внуком внимательнейшим образом рассматривали банку с белой коброй Сатой.

— Наверняка она долгое время прожила в пещере, — предположил доктор Метц. — У многих видов насекомых, обитающих исключительно под землей нет окраса, он им просто не нужен. Но чтобы пресмыкающееся… Где вы нашли эту особь?

— Вы правы, — ответил Рассел, — эта змея долгое время прожила в абсолютной темноте под землей.

Метц поднес банку ближе к окну, отчего змея недовольно зашипела и спрятала голову в собственные кольца.

— Да-да, — кивнул Рассел, — она не терпит света.

— Удивительное создание, — произнёс Метц, ставя банку обратно на стол.

— Что может быть интересного в побелевшей гадине? — проворчал профессор. — Змеи ползают, где им вздумается и нечему тут удивляться.

— Вот если бы люди жили под землей, — неожиданно для всех с издевкой протянул полковник, — интересно, как бы они выглядели?

— Они бы просто не выжили, — тут же ответил Метц, и, улыбнувшись, принялся объяснять дилетанту, почему. — Под землей нет света, а значит, нет растительности. Нет растительности — нет пищи для людей или для животных, которые могли бы стать людской пищей.

— Так может подземные люди научились питать свои силы другим, более оригинальным способом?