Иван Катавасов - Коромысло Дьявола
Между прочим, «Идиота» Филипп до конца дочитал лишь по-английски на втором курсе и счел перевод куда более удобоваримым, нежели оригинальный текст, казалось, заброшенный в печать без мало-мальски профессиональной редактуры. Мол, и так сойдет, коли публика — дура.
«Ударим-де по классике. Так оно и пошло с этим самым пресловутым Достоевским, со временем превратившись в сакральные скрижали российской неряшливой безалаберности и дутого пиетета, опосредованного литературной партийностью и масс-коммуникативными тенденциозными стереотипами.
Культурка, из рака ноги!»
Меж тем грамотные, отлично подготовленные тексты на эсперанто, изобретенном культурнейшим доктором Заменгофом, с упрощенной грамматикой и родными европейскими словами Филиппу пришлись по душевной глубине. Он с огромным удовлетворением от начала до конца наскоро прочел «Братьев Карамазовых» до того, как второпях отправиться в тот еще «пед и бред», и там поскорее досдать последний тест экзаменационной сессии.
«Чего тут дробить, если, милости просим, письменно отвечать на вопросы, выбирать варианты? Пускай бишь оный тест на тутошнем белоросском наречии, столь же искусственно придуманном, как и эсперанто. Ништяк, пошустрим в разбросе вероятностей и прорвемся не меньше, чем на девять баллов… убедительно и победительно!»
«Групповухе привет, на каникулярную пьянку не ждите, срочно занят», — Филипп Ирнеев послал ответную эсэмэску Сарре Безделкиной, назойливо потребовавшей совместно в группе отпраздновать окончание летней сессии.
После экзамена ему требовалось поспешить в аэропорт «Дожинск-2». Дорога туда — не ближний свет, а мадам Рульникову с чадами и домочадцами следует обязательно встретить.
«Хочешь — не хочешь, но обязан, так сказать, днем с огнем, с дальним светом… Коль демонстративно не провожал, то с прибытием вскоре поздравлять придется. Ручку поцеловать, цветочки вручить…»
Иначе супруга босса обидится за неучтивость. Ссориться с ней, портить отношения домашний учитель Вани Рульникова предусмотрительно не собирался.
«Да и Настеньку со знаменитым вундеркиндом Ванькой, о котором ей столько рассказывал, не мешало бы познакомить. Нашему малому тоже будет полезно по-свойски с ней пообщаться. А то бирюк бирюком, девчонок дичится накануне ускоренного полового созревания», — решительно педагогически рассудил Филипп Ирнеев в мирской ипостаси профессионального гувернера-воспитателя.
Мысленно решено — мобильно исполнено:
— Настена! Руки в ноги, макияж на морду лица. Едем в новый аэропорт моих Рульниковых встречать. С ветерком, с музычкой, с другими официальными лицами…
— Ой, Фил! Спасибочки. Хоть мозги проветрю. Заколебало меня эту физику долбить. За руль меня пустишь?
— На моем кроссовере гордо рассекать? Ну-ну…
Эффектная блондинка Настя на семейство Рульниковых и сопровождающих произвела своеобычное впечатление. Всяк разглядел в ней свое. В соответствии с личным пониманием причин и следствий.
Босс галантно и лицеприятно пригласил ее к обеду. Соответственно, бонна Снежана ревниво насупилась. Мадам фотогенично улыбалась и небрежно профессионально искусно демонстрировала парижский брючный туалет от кутюр.
В свой порядок общительный дядька Игорь Смолич по дороге в город, оправив сбрую под пиджаком, комплиментарно одобрил Настину манеру вождения, пообещал научить полицейскому развороту и пейнтбольной стрельбе.
Соответствующе, молчаливый среди старших Ваня Рульников на заднем сиденье шепотом признался учителю:
— Классная у вас девчонка, Филипп Олегович. На Мэрилин Монро похожа. Тоже любит погорячее.
— Молодец, Иван! Разбираешь фишку. Она такая…
Насте такое положение дел безумно нравилось. Пусть она до конца еще не разобралась в собственных романтических чувствах к Филиппу и к его ближнему кругу общения. То ли ее взаправду занесло в кинематографическую ленту из жизни богатых и знаменитых гангстеров — «ах, Кэботы беседуют с богами». Или же она очутилась на страницах дамского романа, не чуждого определенной интеллектуальности и образованности, свойственных благородному сословию во многих поколениях, «куда-то унесенных с ветром вдаль…»
Не хватало ей лишь приключений и каких-нибудь романических безумных авантюр в дальнейшем близком знакомстве с Филиппом и его окружением. Хотя Гореваныч, при всем честном народе в аэропорту невозмутимо приняв от одного из рядовых телохранителей большой черный пистолет и рефлекторным движением, не глядя, сунув его под мышку, ее неизгладимо впечатлил.
Не оставила ее равнодушной и кавалькада дорогих авто, где их «лендровер» шел третьим вслед за «астон-мартином» четы Рульниковых и «БМВ» с охраной в голове колонны. Под наблюдением Гореваныча на переднем сиденье она строго держала скорость и дистанцию.
Похоже, Филиппов джип ее охотно слушался, благодушно не пугал обгоняемые машины или тех, кто двигался по встречной полосе загородного Восточного шоссе. Они и без того шарахались от внушающей уважение колонны.
Благорасположившись на заднем сиденье, Филипп безмятежно дал задание ученику Ване рассказать, чего и как тот наблюдал в Париже.
— Разрешаю вставлять французские слова, каникуляр. А так, чтоб все у меня по-английски.
Поди, не забыл — нам скоро в Америку? Сочинением-эссе на заданную тему, брат ты мой, я тебя озадачу завтра. Итак, я тебя слушаю…
«Эх, кому праздники, вакации, а мне сплошная учеба», — Ваня вздохнул, протестующе отвернулся к окну и принялся монотонно бубнить, вспоминать, как это он провел парижские каникулы.
«Чего тут сочинять? Что видел, про то и напишу, расскажу…»
Видение настигло Ваниного слушателя внезапно. Филипп только и успел, прежде чем оно его полностью захватило, мимолетно, в угасающем сознании подумать:
«Видимо, напрасно расслабился, пассажир, из рака ноги. Хоть бы недолго крутило в этой ретрибутивности. Эхма, воздаяша…»
Возможно, как позднее решил Филипп, благодаря арматорскому джипу и теургической инкунабуле Продиптиха, неспроста покоившейся в перчаточном ящичке, кошмарное видение в основном ограничилось видом от третьего лица. В какой-то мере оно походило на односторонний эйдетический видеоряд, под контролем ментального контакта.
«Будто бы кто-то тебе его показывает, рассказывает…»
— 2 -Чем-то похожий на самого Филиппа Ирнеева неопределенных лет доминиканский монах, откинув капюшон, твердо стоял посреди рыночной площади небольшого средневекового селения. Облачен он был в черно-белую сутану, вооружен увесистым деревянным распятием на груди, кипарисовыми четками и большим широким кинжалом в черных, опять же деревянных ножнах на веревочном поясе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
