Екатерина Трубицина - Прогулка по висячему мостику

- Значит, все вот так вот просто? – усмехнулась Ира.

- А к чему усложнять? Тебе, к счастью, чуждо многое из человеческого, так и ни к чему обзаводиться ненужными привычками, – проурчал Зив.

День клонился к вечеру, и по всем признакам наступило время «возвращаться» домой. Ира набрала Влада и минут через десять перешла в поющий дом, откуда он ее забрал и вполне естественным путем повез обратно.

- Что там у тебя случилось такого страшного?

- К счастью, ничего. Я давно не видела собственных эскизов и, когда глянула, мне показалось, будто я допустила ряд просчетов, но лишь показалось. Сам понимаешь, лучше лишний раз проверить, чем потом хвататься за голову.

- Согласен.

- Я уже позвонила Валентинычу, так что завтра в девять утра определяем цели и задачи и в бой.

- Я готов – ты знаешь. А у тебя нет желания позвать сегодня Евгения Вениаминовича?

- Сегодня – нет. Да и тебе, не обижайся, сегодня у меня гостить не придется. Кстати, а чего это ты про Женечку вдруг вспомнил?

- Он места себе не находит. Я его таким потерянным еще никогда не видел, даже когда ты пропала, он лучше держался.

- Ну что ж, раз так – завтра устроим вечерние посиделки, но сегодня я буду очень занята.

Во дворе их радостно встретили Зив и Лоренц. Ну совсем обычные пес и кот! У Иры аж холодок по позвоночнику пробежал. Влад, следуя желанию Иры, тут же уехал.

- Ну что, развеялась немного? – спросил Лоренц.

- Фух! – облегченно вздохнула Ира. – Вы меня напугали.

- Мы? Напугали? – выказал искреннее удивление Зив.

- Еще бы! Возвращаюсь домой, а у меня там премиленькие котик с песиком!

- Еще позавчера тебя этот факт ничуть не беспокоил, – заметил Лоренц.

- Знаете, к хорошему быстро привыкаешь.

- Так значит тебе хорошо от общения с нами? – поинтересовался Зив.

- Не просто хорошо! С меня будто бы какой-то невероятный груз сняли или наоборот – добавили то, чего мне катастрофически не хватало.

- То есть, ты обрела нечто до боли свое и теперь испытываешь облегчение?

- Вот именно, Зив.

- Это радует, – промурлыкал Лоренц.

- Так, все это замечательно, но пора приниматься за дело.

- Всё-всё-всё. Более не докучаем, – проурчал, пятясь задом и увлекая за собой Лоренца, Зив.

 Работа спорилась, и уже через час был готов четкий план на завтра, а, следовательно, и на ближайшее будущее.

- - -

Утром за Ирой заехал Влад. Как и давеча в поющем доме их уже ждал с заваренным чаем Валентиныч. Только теперь, едва включив ноутбук и открыв файлы с эскизами, Ира тут же стала давать четкие инструкции, которые вдобавок подкрепила вытащенными из рюкзачка распечатками. «Доклад» занял не более десяти минут, «прения» – минут сорок. И закипела работа. Они всем скопом подъехали к дому Валентиныча, там пересели на грузовую «ГАЗель» и отправились за материалами. Валентиныч с Владом не уставали дивиться Ирине: она четко говорила куда ехать и уверенной походкой подходила сразу к нужному стенду. Создавалось впечатление, словно она все эти две недели не дома за компьютером сидела, а с утра до ночи изучала ассортимент сочинских строительных магазинов. В общем, к четырем вечера они, захватив по дороге пару ребят из бригады Валентиныча, подъехали к поющему дому и занялись разгрузкой. Правда, Иры с ними уже не было. Она отправилась домой пешком после завершения покупок в магазинчиках расположенных вдоль реки Сочи за Краснодарским кольцом.

- - -

Ей казалось, что она не идет, а летит. Иру как на крыльях несло уже давно забытое чувство глубокого умиротворения. Да. В ее душе воцарился мир. Мир в смысле отсутствия войны. Рациональное с иррациональным не подружились. Они просто перестали общаться. Конечно, игнорирование друг друга – состояние мира далекое от идеала, но, как говорится, «худой мир лучше доброй войны».

Ну почему так немыслимо сложно постигать – и в теории, и на практике – простые истины! Ну куда проще не обращать внимания на тягостное состояние души, чем копаться в его причинах и все более, как в трясине, увязать в его навязчивой, изматывающей, но лишь кажущейся неотвратимости! А внимание – это действительно великая штука! Разумеется, если можешь управлять им, то есть нацеливать только на то, на что необходимо. Не всегда, правда, удается точно определить то, чему следует уделить его большую часть, но вот то, чему точно не нужно – овеяно обостренной ясностью. Действительно, зачем тратить внимание, а следом за ним силы и время, на то, что мешает полноте наслаждения жизнью, на то, что в данный момент в самом принципе невозможно или недопустимо!

Вот сегодня, к примеру, рациональное проснулось раньше, чем Ира успела открыть глаза, и тут же настойчиво стало добиваться аудиенции, с намерением высказать, а еще лучше навязать свое компетентное мнение относительно проходов и говорящих животных. И ему не было отказано в приватном общении! Вот только вместо того, чтобы выслушивать его доводы относительно невозможности существования дыр в пространстве и говорящих животных, Ира тут же загрузила его по уши теми проблемами, в которых ему нет равных, в которых иррациональное, считающее нормой прямую зависимость картины Мира от восприятия, полнейший беспомощный профан. И все стало на свои места: богу – богово, кесарю – кесарево, – и все довольны! А главное – состояние полного умиротворения, так давно забытое, а если прислушаться к ощущениям и быть честной с собой, то никогда ранее в такой полноте неиспытанное.

Ира усмехнулась своим мыслям: «Меня хлебом не корми – дай в себе поковыряться!». Как бы там ни было, а ей удалось, пусть даже на время, встать между рациональным и иррациональным в себе и озадачить каждое адекватными проблемами. Пусть даже на время, но у нее появилась, как минимум, передышка, и она поймала ощущение этого состояния, а значит, сможет вернуться в него вновь, если по каким-то причинам нечто выбьет ее из этой колеи. Иру переполняло ликование победы «Я» над двойственностью своего существа. Да, это было ликование победы, но что-то еще примешивалось к нему, нечто окрашивающее ощущения в по-особенному теплые тона. Ира вслушалась в это едва уловимое нечто… Что-то похожее возникало, когда она возвращалась домой после долгой отлучки или когда вновь встречалась после долгой разлуки с кем-то из особо близких. Вслушивание обострило это только что едва уловимое чувство, и на глаза навернулись слезы радости. То ли она куда-то вернулась, то ли кто-то или что-то вернулось к ней – она не могла пока понять. И не стала пытаться. Не стала пытаться, чтоб не спугнуть саму щемяще-умиляющую радость.

Дома ее застала живописнейшая картина: на диване в гостиной восседал Женечка, а у него на коленях изо всех сил ластящийся к нему Лоренц.