Евгений Акуленко - Ротмистр

— Одну минуту. Прошу меня извинить. Референт поднялся из-за стола и направился к выходу, покосившись по пути на седовласого мажордома. Тот сохранял ледяное спокойствие. Едва за спиной закрылась дверь, зашипел взъерошенным помощникам:

— Садитесь на телеграф. Делайте, что хотите. Обещайте хоть золотые горы, но до конца дня у меня должны быть банковские акцепты на всю, — он потряс листочком, — сумму! Референт сделал глубокий вздох, нацепил вежливую улыбку и вернулся к гостям.

— Озвученная вами цифра… э-э… довольно существенна. Вероятно, потребуется несколько дней, чтобы ее собрать… Адвокат Лившиц пожевал губами.

— Мой клиент согласен подождать некий разумный срок. Но желает удостовериться в платежеспособности мистера Першинга…

— Ха-ха-ха! — мажордом, стоящий поодаль, расхохотался так, что присутствующие вздрогнули. — Глупцы! — Скомкав в руках полотенце, отшвырнул его прочь. –

Ступайте и передайте вашему… клиенту, что скорее солнце упадет на землю, чем я стану банкротом! Посетители недоуменно переглянулись. Повисла неловкая пауза.

— Что вам не ясно? — мажордом бесцеремонно навис над столом, вызывающе выпятив подбородок. — Я — Юджин Йозеф Першинг! Я!..

— Гм… — сказал адвокат Лившиц, ничуть не изменившись в лице. — Если ваш маскарад простителен, хоть и труднообъясним, то ваш тон, мистер Першинг, непонятен совершенно. Я понимаю, отдавать долги не самое приятное занятие, но вынужден просить вас быть более сдержанным с моим клиентом.

— С кем?! Не расслышал. С клиентом? А кто ваш клиент? Скажите! Будьте так любезны, представьте его нам!..

— Простите, моя вина, — молчавший до селе юноша неловко привстал и отрекомендовался: — Ротшильд. Анан Ротшильд. Честь имею… Першинг посмотрел на юношу, как на пустое место.

— Ротшильд? Никогда не слышал такую фамилию. Кто вы? Чем занимаетесь? Алмазы? Медные рудники? Оружие? Может, кораблестроение?

— Нет, — потупился юноша, — я студент. По экономическому делу… Першинг недобро рассмеялся

— Это, конечно же, объясняет, как вам единолично сосредоточить в одних руках столько обязательств, а? Быть может на стипендию?

— Вынужден заметить, мистер Першинг, — Лившиц нахмурился, — что ваши вопросы совершенно неуместны и носят оскорбительный характер. Я же не позволяю себе интересоваться природой происхождения ваших богатств? Першинг прищурился. Какой-то жалкий адвокатишка берет на себя смелость разговаривать с ним столь вызывающе и дерзко? Нет, кто-то определенно да стоит за его спиной.

— Так давайте перейдем к делу, господа! — Першинг хлопнул в ладоши. — Вы желаете удостовериться в моей платежеспособности? Извольте!.. Процессия долго петляла по лабиринтам замковых амфилад, спускалась по узким винтовым лестницам. Щелкали замки, лязгали засовы. Открывались одни двери, закрывались другие. Наконец Першинг остановился перед огромным вмурованным в стену люком, целиком отлитому из стали. Пожалуй, устройству и надежности денежного хранилища мог бы позавидовать американский Форт-Нокс. Охранники звенели хитрыми ключами, крутили запорные колеса, убирая толстенные ригеля. Со стороны это походило на сложный ритуальный танец. Наконец что-то щелкнуло, чмокнуло, выдохнула сжатый воздух гидравлика, и бронированная дверь стала медленно приоткрываться. Першинг стоял, скрестив руки на груди, подобно полководцу, провожающему легионы в бой.

— Запомните, — назидательно произнес он, — и передайте вашему хозяину. Меня можно убить. Но пустить по миру — нет. Ибо я — есть сама экономика. Монетарная система. Капитал! Я определяю, сколько стоит та нарезанная бумага, которую вы именуете деньгами. Урок, господа! Першинг шагнул в темный проем. Вспыхнул яркие лампы, высвечивая бесконечные ряды стеллажей. Хранилище было размером с городскую площадь. Сводчатый потолок подпирали колонны, с определенной точки зрения казавшиеся лесом. Настораживала лишь одна деталь. Стеллажи были пусты. Все до одного.

— Невозможно! — выдохнул Першинг и схватился за сердце. — Немыслимо!.. В зал вбежал запыхавшийся клерк, стараясь совладать с дыханием, принялся что-то вполголоса втолковывать референту, стоящему у входа. В густой тишине явственно повисла новость: банки в кредитах отказали. Мистер Першинг покачнулся и осел на выложенный шахматной плиткой пол. Отстранил бросившихся на помощь охранников. И зашелся в припадке безумного смеха:

— Надо же!.. А ведь он еще и воришка!..

— Знаете что? — Лившиц брезгливо поджал губы. — Довольно ломать комедию! Устроили тут…

— Вон! — не своим голосом заорал Першинг. И в тон ему истерично захлопало эхо.

— Вон с моей земли! Убирайтесь!..

— Боюсь, здесь уже нет ничего вашего… — между прочим заметил Лившиц.

— Вам лучше уйти, — референт увлек посетителей за плечи. — Вас проводят. Коляска ожидала гостей на прежнем месте. Юноша выглядел подавленным, усевшись на мягкое сидение, устремил отрешенный взгляд вдаль. Все эти пушки и пулеметы больше не казались угрожающими, а лишь вызывали жалость. Расчетам невдомек, что крепость, которую они защищают, только что пала.

— Как вам ваш новый замок, мистер Ротшильд? — Лившиц решил нарушить молчание.

— Мрачноват.

— Да, пожалуй. Но побьюсь об заклад, из подвала выйдет превосходный винный погреб!..

— К вам посетитель, — доложила секретарь. Ревин нахмурился. Он никак не мог приучить барышню пользоваться телефоном.

— Кто?

— Мосье Ливнев.

— Просите. В дверях вырос зеленоглазый гигант в офицерском мундире и при шашке на боку. Статный, розовощекий, широкоплечий — вылитый отец. Сверкнул зубами и отрекомендовался по-военному:

— Здравия желаю, Евгений Саныч!

— Здравствуй, Никита! — Ревин вышел из-за длинного заваленного чертежами стола. — Проходи! Эк ты, брат, вымахал-то!..

Хрустнули от крепкого рукопожатия кости. Это у них с Никитой такая стародавняя традиция: кто кого пережмет.

— Силен-силен, — Ревин улыбнулся. — Устал с дороги?

— Никак нет!

— Ну, — Ревин хитро прищурился, — тогда поглядим, для какого фронтира ты с собой шашку таскаешь… Сам сдернул со стены японскую катану, стащил ножны. На звон стали сбежались служащие, столпились у входа, бестолково выпучив глаза. Шеф дрался в рукопашную с молодым офицером. Мелькали лезвия, выл распарываемый воздух.

— Вызовите полицию! — закричал кто-то.

— Отставить полицию! — велел Ревин. — Мы разминаемся. И закройте дверь!.. С подоконника упал цветок в горшке, развалился разрубленный пополам стул. Никита упражнялся с Ревиным с пеленок и привык не сдерживаться, рубил зло,