Стивен Кинг - Мёртвая зона
Джонни казалось, что голова превратилась в огромный помидор, заполненный горячей пульсирующей кровью.
Предметы перед глазами прыгали и расплывались. Он хотел бы находиться как можно дальше от мужчины, ковырявшего в носу серебряной зубочисткой, но боялся пошевелиться. Господи, только бы не чихнуть!
Внезапно по залу пронесся пронзительный вой, от которого чуть не лопнули барабанные перепонки. Боль устремилась вверх и завибрировала в висках. Джонни открыл рот, чтобы закричать… и вдруг все стихло.
– Ах ты, зараза! – недовольно бросил сторож.
Заглянув в прорезь, Джонни увидел, что сторож стоит на трибуне и возится с микрофоном. Похожий на змею шнур тянулся к портативному усилителю. Сторож спустился с трибуны, перенес усилитель на несколько шагов подальше от микрофона и покрутил на нем ручки настроек. Затем вернулся на трибуну и включил микрофон. Тот снова зафонил, но наводка была уже слабее и понемногу стихла. Джонни прижал ладони ко лбу и потер его, стараясь унять боль.
Сторож постучал по микрофону большим пальцем, и пустой зал отозвался таким гулким стуком, будто кулаком заколачивали крышку гроба. Затем фальшивое пение сторожа усилилось, превратившись в чудовищный рев.
Прекрати! – хотелось закричать Джонни. Пожалуйста, прекрати! Я схожу с ума! Неужели нельзя перестать?
Пение закончилось громким щелчком, и сторож сказал обычным голосом: «То-то, зараза!»
Он снова исчез из поля зрения, и до Джонни донеслись звуки рвущейся бумаги и лопнувшего шпагата. Потом сторож появился с кипой буклетов в руках и, насвистывая, начал раскладывать их стопками на скамейках.
Закончив приготовления, он застегнул бушлат и вышел из зала. Дверь за ним гулко хлопнула. Джонни взглянул на часы: семь сорок пять. В зале становилось теплее. Он сел и стал ждать. Голова по-прежнему болела, но, как ни странно, сейчас Джонни переносил головную боль легче, чем обычно. Он то и дело напоминал себе, что скоро его мучениям придет конец.
4
Ровно в девять входная дверь со стуком распахнулась, и Джонни, очнувшись от полудремы, вцепился в винтовку, но тут же разжал пальцы и приник глазом к щели. В помещении находились четверо мужчин: уже знакомый сторож в бушлате с поднятым воротником и еще трое в пальто и костюмах. У Джонни учащенно забилось сердце – среди вошедших он узнал Санни Эллимана, коротко и аккуратно подстриженного по последней моде. Однако выражение его пронзительно-зеленых глаз не изменилось.
– Все готово? – спросил он.
– Можете проверить, – отозвался сторож.
– Не обижайся, папаша, – миролюбиво заметил один из приезжих, и группа направилась к первым рядам. Другой включил микрофон и, удостоверившись, что все работает, выключил.
– Тут все с ним так носятся, будто он какой император, – недовольно проворчал сторож.
– Так оно и есть, – подтвердил третий, и Джонни показалось, что он слышал его голос на митинге в Тримбулле. – Ты разве этого еще не понял?
– Наверху проверял? – спросил Эллиман, и Джонни похолодел.
– Дверь наверх заперта, – ответил сторож. – Все как обычно. Я подергал ее.
Джонни мысленно поблагодарил защелку замка, вставшую на место.
– Все равно надо было проверить, – упрямо заметил Эллиман.
Сторож досадливо поморщился.
– Ну, не знаю, ребята. Кого вы всё ищете? Призрака Оперы[19]?
– Пошли, Санни, – предложил тот, чей голос показался Джонни знакомым. – Наверху никого нет. А мы как раз успеем выпить кофе в ресторанчике на углу.
– Там не кофе, а помои! – отрезал Санни. – Поднимись-ка лучше наверх и убедись, что там никого нет, Мучи. Дело есть дело.
Джонни облизнул пересохшие губы и, сжав винтовку, окинул взглядом галерею. Справа она заканчивалась глухой стеной, а слева вела к коридору с кабинетами. Если он тронется с места, его наверняка услышат: пустой зал усиливает звук. Джонни понял, что он в ловушке.
Снизу послышались шаги. Скрип открывающейся и закрывающейся двери на лестницу. Джонни ждал. Внизу сторож и двое оставшихся мужчин продолжали разговаривать, но о чем, слышно не было. Джонни медленно повернул голову и уставился на дальний конец галереи, ожидая появления Мучи, подручного Санни Эллимана. Он представлял, как скучающее выражение его лица сменится изумлением, а изо рта вырвется крик: «Санни! Тут прячется мужчина!»
Джонни слышал приглушенные шаги Мучи по ступенькам и лихорадочно пытался придумать хоть какой-то выход, но в голову ничего не приходило. Через минуту его обнаружат, и Джонни понятия не имел, как помешать этому. Любые действия неминуемо сорвали бы его планы.
Он слышал, как открывались и закрывались двери, каждый раз все ближе и ближе. Джонни помнил, как располагались помещения в коридоре: Мучи уже проверил кабинеты с табличками «Председатель совета городских выборных», «Члены совета городских выборных» и «Налоговый инспектор». Сейчас он заглядывает в мужской туалет, сейчас в кабинет инспектора по делам малоимущих и, наконец, в женский туалет. Следующая дверь вела на галерею.
Она открылась.
Звук двух шагов до перил короткой галереи над входом в зал.
– Санни, слышишь меня? Ты доволен?
– Все тихо?
– Как на кладбище, – ответил Мучи, и снизу раздался взрыв смеха.
– Ладно, спускайся и пойдем выпьем кофе! – крикнул третий.
Невероятно, но все обошлось! Дверь захлопнулась, и шаги стали удаляться сначала по коридору, потом по лестнице на первый этаж.
Джонни ослабел; перед глазами вдруг все стало серым и поплыло. К действительности его вернул стук захлопнувшейся входной двери в здание: приезжие ушли пить кофе.
Внизу сторож вынес суждение, произнеся вслух: «Шайка мерзавцев!» – после чего тоже вышел из зала.
Следующие двадцать минут Джонни провел в одиночестве.
5
Примерно в половине десятого зал начал заполняться жителями Джексона. Первыми пришли три пожилые и строго одетые женщины. Оживленно болтая, они устроились поближе к печке, где Джонни почти не видел их, и взяли красочные буклеты, лежавшие на скамье. Судя по всему, буклеты представляли собой подборку блестевших глянцем фотографий Грега Стилсона.
– Я просто обожаю его, – сказала одна. – У меня уже есть три его автографа, и сегодня обязательно возьму еще один.
Больше о Греге Стилсоне они не говорили и переключились на предстоящую в воскресенье встречу горожан. Она традиционно устраивалась в Новой Англии раз в десять лет, чтобы собрать вместе как нынешних, так и бывших жителей города.
Замерзший утром Джонни сидел на галерее прямо над печкой и теперь изнывал от жары. Во время затишья между уходом охранников Стилсона и появлением первых горожан он снял не только куртку, но и рубашку. Джонни то и дело вытирал с лица пот, и намокший платок, казалось, был в красных разводах: больной глаз снова начал дергаться, и все виделось сквозь красноватую пелену.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});