Брем Стокер - Скорбь Сатаны (Ад для Джеффри Темпеста)

Я лишь отчасти пробудился, когда мы заняли роскошную барку, которая со свитой слуг была специально нанята для нас, и начали наше путешествие вверх по Нилу. Окаймленная тростниками сонная желтая река очаровала меня; я проводил долгие часы, растянувшись в качалке на палубе, созерцая бесцветные берега, волнующиеся кучи песка, разрушенные колонны и изувеченные храмы умерших царств прошлого. Однажды вечером, размышляя таким образом в то время, как большая золотая луна плыла по небу, глядя на вековые развалины, я сказал:

– Если б только можно было взглянуть на эти древние города, как они раньше существовали, какие б мы сделали странные открытия! Наши современные чудеса цивилизации и прогресса могли бы показаться в конце концов пустяками, так как я думаю, что в наши дни мы лишь снова раскрываем то, что люди знали в старое время.

Лючио вынул сигару изо рта и задумчиво посмотрел на нее, затем, слегка улыбнувшись, взглянул на меня.

– Хотели бы вы видеть какой-нибудь воскрешенный город? – спросл он. – Здесь, на этом самом месте, несколько тысяч лет назад царствовал царь с женщиной – не с царицей, а со своей фавориткой, которая была так же знаменита своей красотой и добродетелью, как эта река – своими плодоносными разливами. Здесь цивилизация прогрессировала чудовищно, но с одним исключением: она не переросла веру. Современная Франция и Англия перещеголяли древних в своем презрении к Богу и к вере, в своем пренебрежении к божественным вещам, в своем несказанном сладострастии и кощунстве. Этот город, – и он махнул рукой по направлению к угрюмому берегу, где высокие тростники колыхались над уродливыми обломками разрушенной колонны, – был управляем сильной, чистой верой своего народа более, нежели чем-нибудь другим, и правительницей была женщина.

Царская фаворитка была нечто вроде Мэвис Клер, обладающая гением; она также имела качества справедливости, разума, любви, правды и самого благородного бескорыстия; она сделала это место счастливым. Это был рай на земле, пока она жила; когда она умерла, его слава кончилась. Как много может сделать женщина, если захочет! Как много она не должна делать в ее обычном скотском образе жизни!

– Откуда вы знаете то, о чем рассказываете мне? – спросил я.

– Из старинных книг, – ответил он. – Я прочел то, что современным людям некогда читать. Вы правы, что новое – это только старое, снова изобретенное и снова открытое. Если бы вы сделали шаг далее и сказали бы, что многие теперешние человеческие жизни – лишь продолжение их прошлого, вы бы не ошиблись. Теперь, если хотите, я могу, благодаря своей науке, показать вам город, который некогда стоял здесь. «Город Прекрасный» – его имя, переведенное с древнего языка.

Я поднялся и посмотрел на него с изумлением. Он непоколебимо встретил мой взгляд.

– Вы можете показать его мне? – воскликнул я, – Как вы можете сделать такую невозможную вещь?

– Позвольте мне загипнотизировать вас, – ответил он, улыбаясь. – Моя система гипнотизирования, к счастью, еще не открыта всюду сующими свой нос исследователями сокровенных дел, но она никогда не терпит неудачу; я обещаю вам, что под моим внушением вы увидите не только место, но и народ.

Мое любопытство было сильно возбуждено, и я в глубине души страстно желал испробовать опыт внушения, но не показывал этого открыто. Я рассмеялся с принужденным равнодушием.

– Я согласен! – сказал я. – Но, думаю, вы не в состоянии загипнотизировать меня: у меня слишком много воли. – При этом замечании я увидел мрачную улыбку на его губах. – Но вы можете попытаться.

Он тотчас встал и сделал знак одному из египетских слуг.

– Останови барку, Азимах, – сказал он. – Мы останемся здесь на ночь.

Азимах, красивой внешности египтянин в живописной белой одежде, приложил руки к голове в знак покорности и удалился, чтобы отдать распоряжения. Через несколько минут барка остановилась. Глубокая тишина была вокруг нас; лунный свет лился на палубу, как янтарное вино; на далеком расстоянии, в пространстве темного песка, поднималась к небу одинокая колонна, так отчетливо выточенная, что можно было различить очертания чудовищного лица. Лючио продолжал стоять передо мной, ничего не говоря, но глядя пристально на меня такими удивительно мистическими, меланхолическими глазами, которые, казалось, пронизывали и жгли мое тело. Я был очарован, как птица может быть очарована васильковыми глазами змеи; между тем я старался улыбаться и говорить что-то безразличное. Мои усилия были бесполезны, сознание быстро ускользнуло от меня; небо, вода и луна завертелись вместе в головокружительной погоне; я не мог двинуться; казалось, мое тело было прикреплено к стулу железными гирями, и несколько минут я был совершенно беспомощен. Затем вдруг мое зрение прояснилось (как я думал), мои чувства сделались сильными и живыми… Я слышал звуки торжественного марша, и там, в полном свете луны, с тысячами огней, блестевших с башен и куполов, сиял «Город Прекрасный»!

XXXIX

Вид величественных построек, обширных, роскошных, гигантских, – улиц, наполненных мужчинами и женщинами в белых и цветных одеждах, украшенных драгоценными каменьями, – цветов, растущих на крышах дворцов и перекидывающихся от террасы к террасе фантастическими петлями и гирляндами, – деревьев с раскидистыми ветвями, покрытыми густой листвой, – мраморных набережных, глядевших в реку, – лотосов, растущих густо внизу у берега. Серебристые звуки музыки раздавались из тенистых садов и крытых балконов; каждая красивая деталь виделась мне более явственно, чем резьба из слоновой кости на эбеновом щите. Как раз напротив того места, где я стоял (или мне казалось, что я стоял) на палубе корабля, в деятельной гавани тянулась широкая улица, раскрывающаяся в громадные скверы, украшенные странными фигурами гранитных богов и животных; я видел сверкающие брызги многих фонтанов при лунном свете и слышал тихий настойчивый гул беспокойных человеческих масс, толпившихся на площади, как пчелы в улье.

Слева я различал громадные бронзовые ворота, охраняемые сфинксами; там был сад, и из этой тенистой глубины до меня доносился женский голос, певший странную дикую мелодию. Тем временем звуки марша, которые раньше всего долетели до моего слуха, звучали все ближе и ближе, и тотчас я заметил приближающуюся большую толпу с зажженными факелами и гирляндами цветов. Скоро я увидел ряды жрецов в блестящих одеждах, унизанных каменьями, горевших, как солнце. Они двигались к реке, и с ними шли юноши и маленькие дети, тогда как по обе стороны девушки в белых покрывалах и с венками роз скромно выступали, по временам колыхая серебряными кадильницами. За процессией жрецов шла царственная особа между рядами рабов и слуг: я знал, что это был властелин «Города Прекрасного», и я почти сделал движение, чтобы присоединиться к оглушительным радостным крикам, которыми он был встречен! За его свитой следовал белоснежный паланкин, несомый девушками, увенчанными лилиями. Кто занимал его?.. Какая драгоценность его страны заключалась там? Я был охвачен необыкновенным желанием узнать это. Я следил за белой ношей, приближающейся к пункту моего наблюдения; я видел, что жрецы расположились полукругом на набережной реки. Царь был в середине, а волнующаяся, шумящая толпа – вокруг; раздался звон медных колоколов, смешавшийся с барабанным боем и резкими звуками тростниковых труб, и среди света горящих факелов белый паланкин был поставлен на землю. Женщина, одетая в блестящую серебряную парчу, вышла оттуда, как сильфида из морской пены, но она была закрыта покрывалом; я не мог различить очертания ее лица, и острое разочарование в этом было настоящей мукой для меня. Если б я только мог увидеть ее, думалось мне, я узнал бы нечто, о чем до сих пор никогда не догадывался!