Вольфганг Хольбайн - Книга мёртвых

— Я не один год изображал из себя дурака, мирясь со всеми твоими причудами, — прошипел он. — Может, ты думала, что я делал это зря? Все эти унижения, которые мне довелось перенести…

Анна Сибелиус побледнела. Самоуверенность в ее голосе сменилась страхом.

— Максимилиан, я… Я заклинаю тебя…

— Rien пе va plus, госпожа профессор. Ничего не выйдет. Просто умрите.

На мгновение палец ассистента застыл на спусковом крючке пистолета, но затем «дерринджер» дрогнул в его руке, и профессорша, воспользовавшись секундным замешательством, бросилась к Максимилиану. Анна Сибелиус ударила его по запястью, и ассистент, нажав на курок, выстрелил. Конечно, он промазал, пуля ударилась о металл. Юноша закричал, скорее от удивления, чем от боли. Он не успел выстрелить второй раз. С оглушительным криком старуха упала с лестницы на Максимилиана.

Боль. Горячая пульсирующая боль обжигала его тело.

Мягкая прохлада усмирила жар, а глаза привыкли к свету, он только начал познавать новый дивный мир по ту сторону боли.

А теперь боль вернулась, и она была страшнее, чем раньше.

Его только что проснувшееся сознание пыталось справиться с ужасным жжением, но тщетно. Его руки заколотили в стальные стены цилиндра, рот открылся в первом крике, но звука не было. Губы, трепетавшие в ритме дыхания, сжались, и он больше не чувствовал их.

Боль началась с головы, теперь же она опускалась по его прекрасному большому телу, обжигая грудь, живот, бедра и ноги.

Он по-прежнему бил кулаками по стальной стене, но его движения становились все слабее. Сердце еще работало, однако мышцы уже не получали приказов от мозга. Сложнейший механизм, управлявший человеческим телом, сломался за долю секунды. В последний раз его массивное тело изогнулось, сопротивляясь вечной ночи смерти. Вновь пробужденный к жизни мозг готов был погрузиться в пучину тьмы.

И тут все закончилось. Голем упал.

Но электрические разряды продолжали бежать по его обмякшим рукам и ногам.

Анна Сибелиус стояла посреди лаборатории. Руки бесполезными плетьми висели вдоль худощавого тела, дыхание со свистом слетало с губ, а легкие наполнялись горячим воздухом. У ее ног лежало тело Максимилиана. В его остекленевших глазах застыло выражение изумления, а белый халат окрасился алым. Пробирка с реагентом выскользнула из обессилевшей руки женщины и со звоном упала на пол. На отбитом краю пробирки блестела кровь.

Старая женщина с трудом подняла голову. Отчаянные действия перед лицом смерти истощили ее силы. Сделав глубокий вдох, она медленно повернулась. Когда она увидела стальной цилиндр, ей показалось, что в ее сознание вонзился острый нож. С губ сорвался крик ужаса.

Внешне ничего не изменилось. Колоссальная машина по-прежнему стояла на своем месте, соединенная с гудящими трансформаторами, а по лестнице пробегали голубовато-белые разряды. Но сверху, из большого котла, находящегося над цилиндром, стекала тонкая струйка, которая скрывалась в открытом люке смотрового окна.

Кислота!

Запасной вариант Максимилиана на тот случай, если эксперимент пройдет неудачно и они породят нечто опасное. Должно быть, пуля из пистолета пробила котел.

Вскрикнув, Анна бросилась вперед к стальному цилиндру и замолотила кулаками по его обшивке.

— Нет, только не это… Пожалуйста, только не это, — дрожащим голосом шептала она, пытаясь открыть вентиль и не замечая, что ломает ногти.

На пол посыпалась ржавчина. Гигантская машина, словно захлопнувшаяся ловушка, не желала отдавать свою добычу. В конце концов — Анне Сибелиус показалось, что прошла целая вечность, — вентиль с громким скрипом повернулся.

По впалым щекам Анны текли слезы. Ее глаза лихорадочно блестели. После долгих лет исследований, после такого успеха… и все это зря?

Послышалось пощелкивание, и госпожа профессор отодвинула тяжелый засов. Дверь открылась. Пары кислоты ударили ей в лицо, мешая смотреть. Сняв запотевшие очки, она уставилась внутрь контейнера.

Голем… Он был еще жив?

Это было ее последней мыслью.

Она не увидела искалеченной руки, свернувшей ей шею. Профессор умерла еще до того, как упала на пыльный пол.

В клокочущих стонах, доносившихся из цилиндра и эхом отражавшихся от стен подвала, не было ничего человеческого. Из серых клубов дыма показалась изуродованная лапа. Лапа ухватилась за стальную обшивку контейнера, и там, где она прикасалась к металлу, сталь покрывалась пузырями и прогибалась, словно незастывшая резина. Послышалось шипение, и на пол мутными слезами упали тяжелые металлические капли. Затем из тумана вынырнула вторая рука, и голем медленно выбрался из цилиндра.

Но как он изменился!

От прекрасного мускулистого тела ничего не осталось. Там, где мертвую плоть прикрывала бледная кожа, теперь виднелась пузырящаяся красная ткань на костях. От нее по-прежнему поднимались едкие пары. Левая часть головы исчезла, растворившись в кислоте, челюсть сползла к плечу. Губы с правой стороны лица были растянуты в глупой ухмылке.

Голем неуверенно прошелся по комнате. Его ноги — вернее, то, что когда-то было его ногами, — оставляли склизкие блестящие следы на каменном полу. Застыв на месте, он вдруг задрожал словно лист на ветру, а затем и вовсе упал на пол. Он попытался открыть правый глаз, но покрытая кислотными ожогами кожа сползла со лба, закрыв глазницу. Подняв руку, он убрал складки кожи и разлепил глаз. Радужка по-прежнему была голубой, но зрачок расплылся, образовав странное волокнистое пятно. И все же голем видел то, что его окружало. Медленно повернув голову, он уставился на неподвижное тело, лежавшее рядом.

Максимилиан.

От вида трупа, этого гладкого, красивого тела, в создании зародилась слепая ярость. С глухим рычанием он бросился на Максимилиана и одним-единственным движением разорвал мертвеца на части. Кипящая масса, покрывавшая деформированное тело голема, начала пузыриться сильнее. Голем с трудом поднялся на ноги. В конце концов ему удалось обрести равновесие и он медленно поплелся вперед.

Дуновение ветра манило его к окну подвала. Там, за пыльными стеклами, были темнота и прохлада. Там прекратится эта мучительная боль и ему больше не придется видеть эти омерзительные гладкие тела.

А если такие тела будут и снаружи, он позаботится о том, чтобы они исчезли.

Навсегда!

Ну конечно, она заблудилась. Вероника Рошель уже полчаса бродила по темным улицам лондонского пригорода. По пути ей встречались лишь фонари.