Стивен Кинг - Бессонница

Он помнит, как ждал томительные минуты — одну, затем три, затем шесть, — не в состоянии поверить, что все хорошие годы и отличные времена (не упоминая о нескольких плохих) закончились вот так — просто и тихо.

Радиоприемник Кэролайн, настроенный на развлекательную станцию, тихо играл в углу, и Ральф слушал, как Саймон и Гарфанкел исполняли "Ярмарку "

Скарборо". Они допели песню до конца, их сменил Уэйн Ньютон. И тоже допел до конца. Последовал прогноз погоды, но прежде чем диск-жокей успел рассказать, какой погоды следует ожидать в первый день вдовства Ральфа — похолодания или перемены направления ветра, Ральф наконец-то все осознал.

Часы перестали отсчитывать время, поезд прибыл, спичечный коробок опустел.

Все метафоры отпали, осталась лишь замолчавшая навеки женщина. Ральф заплакал. Весь в слезах, он, пошатываясь, прошел в угол и выключил радио.

Ему вспомнились летние дни, когда они посещали курсы по изучению отпечатков пальцев, и ночи, когда они оставляли отпечатки пальцев на своих обнаженных телах. От этого воспоминания Ральф заплакал еще сильнее. Он подошел к окну, прислонился лбом к холодному стеклу и плакал, плакал. В эту первую ужасную минуту осознания он хотел только одного: умереть самому. Медсестра, услышав его плач, вошла в палату и попыталась нащупать пульс Кэролайн. Ральф посоветовал ей перестать разыгрывать комедию. Тогда она подошла к Ральфу, и ему показалось, что сейчас она попробует нащупать его пульс. Но вместо этого медсестра обняла его. Она…

— Ральф? Ральф, ты в порядке?

Он оглянулся на Луизу, хотел было сказать, что с ним все хорошо, но затем вспомнил, что, пока они находятся в таком состоянии, вряд ли ему удастся что-то скрыть.

— Мне очень грустно. Слишком много воспоминаний. Не совсем приятных.

— Понимаю… Но посмотри вниз, Ральф! На пол!

Ральф перевел взгляд, и зрачки его расширились. Пол покрывали перекрывающие друг друга разноцветные следы, некоторые еще сохранили свежесть, другие же выцвели и были едва заметны. Два следа выступали особенно отчетливо, сверкая, словно бриллианты среди дешевых подделок.

Они были насыщенного золотисто-зеленого цвета, в котором изредка мелькали красноватые искорки.

— Они принадлежат тем, кого мы ищем, Ральф?

— Да… Врачи уже здесь.

Ральф взял Луизу за руку — ладонь была ледяной — и медленно повел ее по коридору.

Глава семнадцатая

Не успели они сделать и несколько шагов, когда произошло нечто очень странное и пугающее. На мгновение мир вокруг них вспыхнул белым.

Двери палат, выстроившиеся вдоль коридора, еле видимые сквозь сверкающую белую дымку, выросли до размеров ворот пакгауза. Сам же коридор удлинился и стал выше. Ральф почувствовал, как у него заныло в животе, совсем как в те годы, когда он еще мальчишкой посещал аттракционы «Пыльный дьявол» в Олд-Орчард-Бич. Он услышал, как Луиза застонала и, поддавшись панике, вцепилась в его руку.

Белый прорыв длился лишь секунду, а когда краски роем влетели в мир, они стали ярче, ощутимее, чем за мгновение до этого. Вернулась нормальная перспектива, но предметы выглядели как-то толще, объемнее. Ауры все еще были здесь, но казались более истонченными, бледными — пастельные оттенки вместо кричащего буйства красок. Ральф понял, что замечает каждую пору, каждую трещинку на стене слева… А затем осознал, что может видеть трубы, провода и искусственное освещение за стенами, если захочет; ему оставалось лишь смотреть.

"О Боже, — подумал он. — Неужели это происходит на самом деле?

Может ли это происходить в действительности?

Отовсюду доносились звуки: приглушенные звонки, журчание воды в бачках унитазов, сдержанный смех. Звуки, которые люди обычно принимают как данность, но только не сейчас и не здесь. Подобно видимой реальности предметов, звуки, казалось, обладали чрезвычайно чувствительной структурой, наподобие чередования тончайших слоев шелка и стали.

Не все звуки были обычными: множество экзотических голосов выделялось из общей какофонии. Ральф слышал, как где-то в глубинах отопительной системы жужжит муха. Наждачное шуршание чулок, поправляемых медсестрой в туалете для медперсонала. Биение сердец. Ток крови. Мягкое, волнообразное течение дыхания. Каждый звук выделялся своим совершенством; сочетаясь с другими, звуки представляли собой великолепный в своей сложности акустический балет — невидимое «Лебединое озеро» бурчащих желудков, гудящих электрических проводов, бушующих фенов для укладки волос, шепчущих колес больничных каталок. Ральф слышал бормотание телевизора в конце коридора.

Звук доносился из палаты N340, в которой миссис Томас Рен, лечащая почки, смотрела «Хулигана и Красавицу» с Керком Дугласом и Ланой Тернер в главных ролях. «Если ты будешь со мной, детка, мы поставим этот городишко на уши», — говорил Керк, и по ауре, окружающей слова, Ральф знал, что мистер Дуглас маялся зубами, когда снималась эта сцена. Но и это не все; Ральф знал, что может пойти (выше? глубже? вширь?), если захочет. Ральф определенно не хотел. Это был лес Арденн, а человеку так легко заблудиться в его чаще.

Или его сожрут тигры.

— Боже! Это же другой уровень, Луиза! Совершенно иной уровень!

— Знаю.

— Ну и каково тебе?

— Кажется, нормально, Ральф… А тебе?

— Пока ничего… Но если основание рухнет еще раз… Ладно, пойдем. Но прежде, чем они смогли тронуться с места, из палаты N313 вышли Билл Мак-Говерн и какой-то незнакомец. Они увлеченно беседовали.

Луиза обратила к Ральфу испуганное лицо:

— О нет! Ради Бога, нет! Ты видишь, Ральф? Видишь?

Ральф еще сильнее сжал ее руку. Он видел. Приятеля Мак-Говерна окружала аура сливового цвета. Она не казалась достаточно здоровой, но вряд ли мужчина был серьезно болен, лишь множество хронических заболеваний типа ревматизма, почечной недостаточности и прочее. «Веревочка» того же испещренного линиями лилового оттенка поднималась вверх из его макушки, неуверенно развеваясь из стороны в сторону.

Аура же Мак-Говерна была абсолютно черной. Обрубок того, что некогда было «веревочкой», вяло выглядывал из нее. «Веревочка» ребенка, в ауре которого сверкали молнии, была короткой, но здоровой; они же смотрели на разлагающиеся останки неудачно проведенной ампутации. Перед Ральфом промелькнуло видение, яркое и отчетливое, почти галлюцинация: глаза Билла выпучиваются, а затем вываливаются из глазниц под напором потока черных жуков. Чтобы не закричать, Ральфу пришлось зажмуриться. Когда он снова открыл глаза, Луизы рядом с ним не было.