Дитя среди чужих - Фракасси Филип

Что он видел?

В конце концов к делу подключится психолог, и через пару лет Сали почти на год возьмет отпуск, чтобы наладить психическое здоровье, ему придется заниматься бумажной работой и проверкой фактов, до дел его не допустят. Ему скажут, что это наилучшее решение для «всех вовлеченных».

И Сали будет разговаривать со своими ботинками гораздо чаще, чем когда-либо, хоть и держать этот факт при себе. Этой причудой он уж точно не испортит свое положение, ведь в итоге это выльется в натянутые отношения с начальством Федерального бюро расследований.

Но все эти дни наступят еще не скоро. Они далеко от того, что происходит здесь и сейчас.

То, что станет с агентом Сальвадором Эспинозой в конце этого далекого пути, не стоит обсуждать и уж точно не стоит об этом думать.

Не сейчас.

Сейчас он просто рад, что добро победило.

Что Генри в безопасности.

Дело закрыто.

3

Дэйв снова уснул на диване. За последние недели это случается все чаще и чаще – с тех пор, как они привезли Генри из больницы; с тех пор, как все вернулось в норму.

Ну, почти в норму.

Дэйв не мог до конца оправиться от изнурения той недели, когда забрали Генри. Сколько бы он ни спал, сколько таблеток бы ни пил, сколько бы не занимался спортом, ел или гулял под луной в холодные зимние ночи, он все еще был уставшим.

Не сонным, а именно… уставшим.

Веки казались тяжелыми, а тело – слабым. Он пошел к врачу на полное обследование, чтобы убедиться, что все, как говорится, тип-топ. Что у него нет, например, рака, диабета или любого другого заболевания, что мучают тех, кто проезжает мимо знака на шоссе «СРЕДНИЙ ВОЗРАСТ». Ведь Дэйв миновал его и ехал уже к следующему знаку, потом – к следующему.

Врач не нашел ничего плохого. Идеальное здоровье.

– Дай себе время, Дэвид,– сказал он. Мэри сказала то же самое, как и все его коллеги.

Дать время.

Дэйв решил так и поступить. Он пока останется дома, позаботится о Мэри, будет играть с Генри, который вернулся домой в целости и сохранности.

А пока он давал себе это самое необходимое время, внес еще несколько незначительных изменений.

Например, купил новую систему безопасности. Датчики движения снаружи и внутри дома включались ночью, когда все спали и были беспомощны.

А еще купил пистолет, о чем раньше никогда даже не думал. Ни за что на свете. Он позвонил Сали где-то через неделю после того, как вернулся Генри, и спросил, не поможет ли тот ему приобрести подходящее оружие, сообщить об основах безопасности, научить стрелять из этой чертовой штуковины, и желательно не по собственным ногам.

Сали согласился. Без вопросов и осуждения.

С тех пор они вдвоем пару раз ходили выпить пива. Сначала Дэйв думал, что они будут вовсю обсуждать то, что видели там, в лесу, на поляне возле старого заброшенного дома. К его удивлению, они говорили обо всем, кроме этого. О спорте. Как дела у Генри. О всякой чепухе.

После второго или третьего похода Дэйв понял, что ни один из них не хотел озвучивать то, что видел. Будто так эта штука станет реальной, и, соответственно, тогда они оба станут местными сумасшедшими – не самое приятное чувство, но Дэйв понял, что никогда не исчезнет. С этим им просто придется жить.

И на этом… все.

И вот Дэйв медленно встает, берет с кофейного столика пустую бутылку пива, выключает на белом шуме телевизор, в котором на сегодня закончились сюжеты и плохие новости.

Он выключает свет на кухне и медленно направляется по коридору в сторону спальни. Как и всегда, или, по крайней мере, в большинство ночей, он останавливается рядом с закрытой дверью Генри. Дэйву кажется странным, что Генри попросил закрывать дверь на ночь. Раньше мальчику нравилось оставлять ее открытой, нравился свет маленького ночника в коридоре, а после случившегося, после того как его запирали…

Но если парень этого хотел, это он и получил. Что бы ни помогало ему чувствовать себя в безопасности и комфорте – они делали все. Без вопросов.

Как Дэйв и подозревал, Генри снова разговаривает сам с собой. Скорее всего, во сне. Несмотря ни на что, это не изменилось.

Нет… нет, они мне нравятся… ага… я не хочу уходить… ты не понимаешь, они не такие… это ты про Мэри?

Дэйв хватается за ручку, на секунду мешкает, а потом на щелку открывает дверь.

В комнате темно, если не считать обычного прямоугольника лунного света, проникающего через единственное окно в изножье кровати Генри.

Дэйв чувствует холодный ветерок и дрожит. По его обнаженным рукам пробегают мурашки.

Окно открыто. Широко.

– Генри? – шепчет Дэйв. Но Генри – темный комок под одеялом, он ровно дышит и явно спит.

Дэйв подходит к окну, слегка высовывает голову из рамы, чтобы закрыть, и делает паузу.

«Тут нет сетки,– недоуменно думает он.– Надо исправить это за выходные. Мальчик, наверное…»

– А можешь оставить?

Дэйв замирает и поворачивается. Генри сидит. Маленькое тельце в темноте.

– Холодно, сынок.

– Я знаю,– отвечает он.– Но лучше пусть будет открыто. Я люблю свежий воздух.

Дэйву нечего на это сказать. Он оставляет окно, подходит к кровати и садится рядом с Генри, который снова ложится, устраиваясь поудобнее на подушке. Дэйв кладет руку мальчику на плечо, рассеянно думая о том, что в комнате странно пахнет. Как сгоревшие листья.

«Видимо, чем-то тянет снаружи»,– думает он и гладит Генри по плечу и голове. У него снова отрастают волосы, и он набрал парочку фунтов. Мэри думает, что он даже подрос на дюйм, но, возможно, всего лишь придумывает. И все же мальчик выглядит хорошо. Здорово.

– Я люблю тебя, Генри,– говорит Дэйв, и в мягком свете видит, что Генри улыбается.

– И я тебя,– отвечает мальчик, а потом зевает.

– Ты разговариваешь со своим папой?

– Нет, папа ушел,– устало говорит Генри, погружаясь в сон.– Дядя Дэйв?

– Да?

– Мэри ведь не заболеет, да? Как моя мама?

По спине Дэйва пробегает холодок от этих слов, и совсем не от ночного воздуха из открытого окна. Мужчина целует Генри в макушку.

– Нет, Генри. Мы с Мэри никуда не денемся. Обещаю.

По-видимому, удовлетворенный, Генри кивает.

Дэйв больше не задает вопросов, но ждет несколько мгновений, пока Генри не задышит легко и ровно, затем встает и пересекает комнату. У двери он в последний раз оглядывается на детскую кроватку, на открытое окно.

Его охватывает сильное чувство. Будто ему срочно надо пробежать через всю комнату и захлопнуть окно. Закрыть на замок и включить сигнализацию.

«Нервы»,– думает он.

Он боится за мальчика, боится, что его что-то схватит в ночи. Нельзя так волноваться, надо рассуждать здраво. Пусть мальчик теперь живет нормальной жизнью. Очень важно, чтобы он чувствовал себя нормальным, в безопасности.

Пусть он хоть теперь забудет о монстрах.

Игнорируя свой нервный порыв, Дэйв закрывает дверь спальни и ждет несколько секунд, склонив голову набок, ожидая снова услышать бормотание Генри.

Но там тишина.

Генри ждет, пока не почувствует, что Дэйв ушел, вернулся в свою спальню, лег рядом с Мэри, завернулся в молочно-серое одеяло, беспокоясь о всяком, как и всегда.

Затем мальчик снова садится и сонно смотрит на темный призрак, притаившийся в изножье его кровати. Глаза блестят в темноте, как звезды.

– Я знаю,– тихо говорит он.– Я тоже.

Генри не может слишком долго смотреть на тень.

Цвета его ослепляют.

Благодарности

У меня есть друг, который называет «Дитя среди чужих» моей «проклятой книгой». А все потому, что за те два-три года (где-то с 2016 по 2019), пока я писал и продавал роман, который вы сейчас держите в руках, в моей писательской жизни произошло много ужасного. У меня сменилась вереница агентов, сама книга стала «горячей точкой», где бились больше редакторов и издателей, чем я смогу назвать, а другие мои книги тогда были замешаны во всевозможных беспорядочных, стрессовых издательских перипетиях. Мягко говоря, было тяжеловато.