Виктор Точинов - Графские развалины

Когда они поднялись на ноги, вокруг росла трава. На небе сияли звезды и месяц. Запах свежей земли исчез – одуряюще пахло июньским цветущим разнотравьем. Неподалеку – рукой подать – высились старые липы кладбища. Наверху, на Поповой горе, виднелся силуэт графских развалин, как будто вырезанный из черной бумаги.

– По-моему, это называется амнезия, – сказала Ада. – Я ничего не могу вспомнить…

– С какого момента? – заинтересовался Кравцов. В его памяти вся ночная эпопея стояла зримо и ярко. – Как исчезла тропинка, еще помнишь?

– Да нет, не об этом… – досадливо махнула рукой Ада. – О той бронзовой штуке, подожди… было же у нее специальное название, какой-то греческий термин…

– Пентагонон, – подсказал Кравцов.

– Да-да, точно… Я прочитала кучу книг – старых, порой рукописных, выискивая упоминания: кто, где, когда и для чего использовал такие штуки… А теперь ничего не вспомнить. Остались какие-то смутные обрывки: помню, например, что эту пента… э-э… пентаграмму можно как-то активизировать – или наоборот, дезактивировать – при помощи свечей… Но как именно – хоть убей, не помню…

Кравцов покачал головой. Интересная амнезия… Слово «дезактивировать» Ада вставляет в речь без запинки, а термин «пентагонон» спустя минуту вновь забыла.

Он спросил:

– Может, остались какие-то записи, конспекты? После сегодняшней находки в твоей квартире совсем не хочется разбираться с пентагононом «методом тыка».

Аделина удивилась совершенно искренне:

– Находка? Какая? Мы ведь не заходили… Сразу сюда поехали…

Кравцов только вздохнул. И не стал ничего рассказывать.

Ночь заканчивалась. Светлая полоса на востоке ширилась, набухала. Вот-вот должны были появиться первые лучи солнца. Но здесь, внизу, между стен графских развалин, еще таилась тьма. Никаких следов пентагонона во дворце не обнаружилось. И ничего другого, хоть сколько-нибудь подозрительного, тоже не нашлось. Мирные романтичные руины…

Кравцову хотелось верить, что он ошибся, что проклятая бронзовая штуковина канула навсегда, что все закончилось на Чертовой Плешке и никогда не повторится… Но он не верил. Ничьи бывают лишь в придуманных людьми играх…

Аделина подошла к обрушенной внутренней стене, коснулась ее торцевой части, посмотрела наверх – надписи там были особенно густы. Именно здесь пролегал один из главных маршрутов юных стенолазов.

– Кажется, я потеряла сегодня еще кое-что, кроме девичьей чести и изрядного пласта памяти, – сообщила Ада. Ни малейшей печали от обнаруженной очередной утраты в голосе не прозвучало. – Напрочь исчез страх высоты. Раньше я и представить не могла, что по такому можно залезть, сразу дурно делалось… А сейчас…

Последние слова она произнесла, уже повернувшись спиной к Кравцову. Произнесла – и стала взбираться наверх ловкими, уверенными движениями, цепляясь за выступающие кирпичи.

– Не стоит! Слезай! – попытался остановить ее Кравцов. – Все на честном слове держится…

– Надо верить честному слову! – засмеялась она, не замедляя движения. – Я смогу, вот увидишь!

Кравцов следил за ней с замершим сердцем. Упадет, непременно упадет… Сам он не рискнул бы, пожалуй, ныне пройти этим путем без крайней необходимости – древние кирпичи крошились в труху от слишком сильных нагрузок, а писатель Кравцов весил почти вдвое больше Леньки-Тарзана…

Ада добралась до места, где виднелись слабые следы балок, поддерживавших некогда перекрытия первого этажа. И полезла дальше, явно намереваясь достигнуть гребня стены, находившегося на уровне рухнувшей крыши.

Больше Кравцов не сказал ничего. Под руку – не стоит.

Она смогла. Выпрямилась во весь рост на гребне. Там, наверху, было гораздо светлее, и Кравцов отлично видел фигуру девушки на фоне начавшего белеть неба.

Она посмотрела во все стороны. Крикнула:

– Присоединяйтесь, сэр! Вид не хуже, чем с Останкинской башни!

Может, действительно тряхнуть стариной? Не такой уж хрупкий тут кирпич…

Но вспомнить навыки стенолазанья ему не пришлось. Потому что Ада разглядела сверху кое-что еще.

– Кравцов! Посмотри – вон там, в соседнем зале! – Она показала рукой. – Буквы здоровенные! Светящиеся! ЛЕ-ТУ-ЧИЙ МЫШ! Ты ведь это кричал на Плешке?! Ты знал?!

Он торопливо прошел в соседний зал. Внимательно осматривая дворец, они там побывали, но надписи не увидели. Кравцов тогда решил, что она выполнила свою задачу и навсегда исчезла.

Надпись оказалась на месте. Разве что светилась чуть менее ярко в рассветном сумраке. Он с тоской подумал, что не закончилось ничего, что все продолжается, что они побывали (и чудом выбрались) на одной вершине пятиугольника, но остались еще четыре, каждая наверняка со своими мерзкими загадками… И близится очень неприятная дата – 18 июня…

Кравцов решительно двинулся по направлению, указанному стрелкой.

Трудно сказать, что он рассчитывал там обнаружить. Но ничего не нашел. Лишь ведущий в подвал лаз, но засыпанный землей и непроходимый. На дне узкой и достаточно глубокой ямы что-то лежало, какой-то небольшой предмет. Он нагнулся, всматриваясь. Фу-у-у… Всего-навсего бутылка из-под портвейна.

В этот момент за спиной раздался крик.

Истошный. Женский.

Он обернулся прыжком, уверенный, что увидит опустевший гребень стены.

Кравцов ошибся. Солнце наконец выглянуло самым краешком из-за горизонта, осветило верхнюю часть стен красноватым светом. На гребне стены виднелись две фигуры.

Аделина медленно отступала, пятясь. К ней приближался – так же осторожно, но чуть быстрее – мужчина. В руке он сжимал длинный предмет, тускло блеснувший в солнечном свете.

Сашок! – понял Кравцов. И рванул с высокого старта.

Ворвался в покинутое пять минут назад помещение, взглянул наверх и понял: не успевает.

Мужчину и женщину на гребне разделяло метра четыре, не более. И Ада отступила почти до самого конца внутренней стены. Она могла перейти на стену внешнюю, примыкавшую под прямым углом, и выиграть еще три метра для отступления. И все – дальше стена зияет громадной брешью, отвесно обрывается… Пока Кравцов вскарабкается на гребень, наверху все закончится.

Он застонал. Все на свете отдал бы сейчас за дробовик с одним-единственным патроном…

Аделина отступала спиной вперед, не оглядываясь, и споткнулась о внешнюю стену, слегка выступавшую над внутренней. Пошатнулась, нелепо взмахнула руками и…

И устояла, выпрямилась. Перелезла, сделала несколько быстрых шагов – здесь гребень раза в полтора шире, позволял двигаться быстрее и увереннее. А затем остановилась. Поняла, что очутилась в ловушке. Сашок выкрикнул что-то непонятное, вроде даже не по-русски…