Вики Петтерсон - Аромат теней

— Только посмотрите. Маленький ночной огонек. — В голосе Тульпы слышался смех. Глиф горел все ярче. — И это напомнило мне… как тебе спалось в последнее время, маленький Стрелец? Видела хорошие сны? Приятные воспоминания?

Я конвульсивно стиснула зубы.

— Я все размышляла, насколько это было мое воображение и насколько ты. Думаешь, хитро было с помощью Греты открыть мое сознание перед твоей энергией?

Носок, пятка, носок, пятка.

— Это была одна из моих лучших идей, — заявил он, и я представила себе, как он потирает костяшки пальцев. — А что касается остального, я просто использовал то, что уже было. Твои страхи, твое тщеславие, твои неврозы. Все они позволили мне точно определить, на какие кнопки нажимать.

— Но Греты больше нет. И ты не можешь снова проникнуть в меня.

Он рассмеялся, и стена задрожала.

— Путь внутрь есть всегда.

Снова это покалывание в шее и проникновение, и неожиданно я поняла, что он прав. Существо, созданное из энергии, которое одновременно может быть везде и нигде, не остановится на легкой физической пытке. О черт!

— Я знаю о тебе все, — говорил он, но сейчас его голос исходил из меня, звук ударялся о мои барабанные перепонки изнутри. Мозг пульсировал, и мне показалось, что череп у меня лопается и появляется щель от носа до линии волос на лбу. Я прижала ладонь к голове и удивилась, обнаружив под рукой не трещину и кровь, а гладкую кожу… Я громко застонала в испуге — это означает, что что-то творится у меня внутри, — но продолжала, спотыкаясь, идти вперед.

— Я помню ночь, когда кончился твой первый жизненный цикл. А когда подошел к концу второй, я послал к тебе Батча…

— Значит, ты знал, в какой момент я его убила? — спросила я, чтобы он вновь не замолчал.

— Конечно. Я почувствовал перемещение силы.

На этот раз боль не ослабевала. Горячая белая линия разрезала мой череп и провела туннель по спине к ногам. Теперь я ощущала его внутри себя, его неустойчивая энергия извивалась, как черви, и размножалась, как огненные насекомые, и мне приходилось прилагать огромные усилия, чтобы не остановиться и не начать чесаться. Теперь я прошла полкоридора. И заставляла себя идти дальше.

— Впечатляет, — произнес голос, исходящий из моего горла.

Он был прав. Нашел еще один путь внутрь. Я запаниковала и дернулась в сторону. Стена пронзила мне руку микроскопическими иглами, и воздух заполнился запахом моей крови.

— У-уп! Осторожней.

— Убирайся! — Мой голос из шепота превратился в крик, я потеряла представление, откуда иду и куда. — Убирайся! Убирайся!

— Гм-м-м, — призадумался Тульпа. Боль стихла. — Нет. Вывернув запястье — мое запястье — он сбил меня с ног, я ударилась о пол, и бесчисленные иглы не только впились в мое тело, они отрастили шипы и вонзили их в меня. Я закричала и попыталась вскочить, но не смогла. Снова упала, решив не двигаться. Я была пригвождена к полу от шеи до икр, в темноте, прорезавшейся только сиянием моего глифа, в стерильном коридоре, который медленно заполнялся моей кровью.

— Я долго ждал тебя, Стрелец. И мое терпение вознаграждено. У меня был другой противник, как и у тебя. — В его голосе звучало сожаление. — Но я знал, всегда знал, что ты придешь. Я чувствовал тебя, как чувствуют приближение нового времени года. Чувствовал, как ты растешь в мире — в моем мире, — зреешь для этого момента.

К этому времени у меня восстановилось дыхание; я поняла, что, если оставаться неподвижной, иглы колют не так больно. Тульпа больше не вещал через меня. Голос его доносился словно из микрофонов: надо мной, подо мной, по сторонам и даже с моей макушки… как будто он стоял там. Я догадывалась, что он больше любит физические мучения, чем мне показалось вначале, но по крайней мере теперь я могла думать без него в голове. Могла снова дышать. Выхода из сложившейся ситуации я не видела, зато обнаружила ошибку в его словах. И сказала ему об этом.

— Ты не знал.

Черви снова задергались. Мягкое вещество в голове закружилось.

— Я знал, когда ты вошла в это здание. В эту жизнь. В этот проклятый мир!

— Нет. — Я рассмеялась, хотя шипы впились мне в шею. — Не знал.

Должно быть, он ощутил искренность моего отрицания, потому что пол задрожал и погасшие лампы задребезжали в своих гнездах. Я догадалась, что он не может одновременно находиться в двух местах. Он либо размещается во мне, либо манипулирует окружением, но делать сразу и то и другое не может. Даже воображаемые существа имеют ограничения. Полезная информация.

— Я точно знаю, где ты! Ты пахнешь сладкой пустынной мятой и соком кактуса, горящими розами и свежесмолотой гвоздикой.

Я поморщилась: каждый шип выпустил из меня еще немного крови.

— Это мои духи, — заявила я, стискивая зубы. — Их можно купить в «Мэйсиз».[57]

— И острый язычок. Только еще один человек обладает всем этим.

Не спрашивайте, почему я это сделала. Может, потому, что сарказм, за который меня всегда бранил Ксавье, был моей единственной защитой. Казалось, он действует на это холодное, отлично себя контролирующее существо, которое ничего не боится. Поэтому я негромким голосом всадила в него свой шип. Решила, что все равно умирать.

— О, и ты и ее хорошо знал, верно?

Иглы неожиданно исчезли, их вырвали из моей плоти. Пол наклонился, я взвизгнула, и меня швырнуло на стену. На этот раз я смогла освободиться и быстро встала на четвереньки. Схватила кондуит, различимый в свете моего глифа, но сделала это слишком поспешно, споткнулась и снова удалилась о стену. С ватной головой я выпрямилась и пошла.

— Ты так хорошо ее знал, что она дважды проникла в твою организацию, а ты ничего не заподозрил.

Впереди и сзади по коридору начали взрываться лампы. Осколки стекла падали мне на голову. Я пригнулась и сосредоточилась на движении. Я свободна и, что бы ни произошло, должна идти вперед.

— Я спал с твоей матерью!

— Эх вы, мужчины, — произнесла я в наступившей тишине. — Не понимаю, почему вы всегда считаете, что это дает вам какие-то преимущества, какую-то власть. Давай будем честны, ладно? Только между тобой и мной. Моя мать? Да это она спала с тобой.

Вокруг меня завертелся вихрь, такой сильный, что высосал воздух у меня изо рта, горла, легких. Глаза даже под маской приклеились изнутри к векам, и я почувствовала, как сердце в груди скачет, как испуганный воробей. Потом вихрь начал стихать. Печень и легкие горели. Во рту как будто возник вакуум. Из горла вырывался странный звук, как от рвущейся бумаги. Подобно младенцу в чреве, я забыла, как дышать.

Центр вихря переместился, и меня понесло по Прогону. Я головой приложилась о стену и упала, на спине лопались пузыри. В каждом позвонке пылала боль, слышалось гудение. Это могли гудеть уцелевшие лампы, если бы загорелись, но я так не думала. Ветер пришел снова, на этот раз из моего черепа, но сейчас внутри меня никого не было. «Может быть, — тупо подумала я, — это звук, который производят мягкие ткани, разрываемые новыми трещинами». Кровь заполнила рот, я подавилась ею, язык вывалился, и меня вырвало.