Джозеф Ле Фаню - Дом у кладбища

— Ну, знаете, — сказал Дейнджерфилд собравшимся в клубе, — дать объявление о розыске — это уж слишком.

Однако объявление действительно было: «Чарлз Наттер, эсквайр, ранее живший в Мельницах, вблизи Нокмаруна, графство Дублин»; были указаны рост, цвет волос, имелось полное описание черт лица и одежды — и обо всем этом позаботилась бедная маленькая супруга пропавшего, которая по-прежнему жила в Мельницах и понятия не имела о том, что любому — мужчине, женщине или ребенку, — представившему в суд доказательства его вины в попытке убийства доктора Стерка, полагается вознаграждение 50 фунтов.

— Сегодня сплошные новости, клянусь Юпитером, — сказал Паддок, входя в клубную комнату с важностью, но поспешно, — в почте, которая прибыла в час, сообщается, что взят человек, в точности отвечающий описанию Наттера; он как раз собирался сесть на ямайский бриг в Грейвзэнде{155}, о себе что-либо сообщить отказывается. Его привезут в Дублин для установления личности.

Обсудив это досконально раза два или три, собеседники перешли к другим предметам, в частности к Деврё, и, поскольку никого из офицеров поблизости не было, стали гадать, каковы его планы, не собирается ли он подать в отставку и отчего между ним и генералом Чэттесуортом наступило охлаждение. Дик Спейт предположил, что Деврё не захотел просить руки мисс Гертруды.

Но присутствующие фыркнули.

— Кроме всего прочего, в Белмонте не хуже меня знают, — сказал Тул, более всех других, как считалось, осведомленный о домашних обстоятельствах Чэттесуортов и немало этим гордившийся, — что Цыган Дик был влюблен в мисс Лилиас, и — ставлю полсотни — он завтра же на ней женится, если только она даст согласие.

Тул всегда за глаза именовал людей фамильярней, чем в личной беседе, потому и назвал Деврё Цыганом Диком.

— Я слышал, она болеет, — сказал старый Слоу.

— Это верно, сэр, — подтвердил доктор, странно качая головой. — Все может быть. Прошлой зимой у нее был нехороший кашель; нынче, сэр, кашель начался еще раньше, это, знаете ли, сказалось на легких, и какой оборот примет дело, мы можем только гадать; мне очень жаль, что она так тяжко хворает — она очаровательное создание и самое доброе в мире; ей-богу, ума не приложу, что станет делать бедный старик пастор, если с ней что-нибудь случится, знаете ли. Но я верю, сэр, что при надлежащем уходе все обойдется.

Сезон ловли форели давно закончился, а с ним и приятные прогулки Дейнджерфилда с Айронзом по цветущим берегам извилистой Лиффи. Их удочки и сети были повешены на гвоздь дожидаться веселых весенних дней, а неприветливый поток, по-зимнему угрюмый и темный, дико ревел под окнами Медного Замка.

Однажды унылым утром Дейнджерфилд энергичным шагом шел по городу. Заметив, что железная решетка кладбищенской ограды стоит открытая настежь и дверь церкви тоже распахнута, он завернул туда, но прежде, у дома Стерка, глянул вверх на окошко его спальни; так поступали все соседи: они ожидали увидеть там белые знамена генерала Смерти; это означало бы, что утомительная осада — как то и следовало — завершена, гарнизон взят под стражу и, безмолвный, отправлен в темницу.

Дейнджерфилд направился вдоль нефа, не стараясь приглушить свои шаги, а, напротив, часто и бодро притопывая, как во время прогулки по морозу.

Айронз, с видом безучастным и кротким, стоял у аналоя и собирался отметить закладками нужные псалмы и главы в большой церковной Библии и молитвеннике; краем глаза он заметил своего дружка-рыболова, который быстро и уверенно приближался к нему.

— Эй, где Мартин? — жизнерадостно осведомился Дейнджерфилд.

— Ушел, сэр.

— О, так вы здесь один?

— Да, сэр.

Дейнджерфилд, не сворачивая, взошел на ступеньку главного престола, толкнул дверцу балюстрады и сделал один-другой широкий шаг в священные пределы, быстро повернулся кругом и остановился; клерку странно было наблюдать его насмешливое белое лицо (оно не розовело никогда, даже при быстром движении) и холодный блеск больших очков; это лицо, смотревшее из-за алтаря в сторону двери, виднелось в том же обрамлении, на том же фоне, где клерк привык видеть задумчивое, бесхитростно-набожное лицо священника.

— В одиночестве, среди мертвецов! И вам не страшно? — весело прокаркало белое лицо.

Когда товарищ по рыболовному сачку принимался над ним подшучивать, клерк всегда безмолвно потел и корчился; не поднимая головы, он ответил принужденным тоном, словно предчувствовал что-то неприятное:

— В одиночестве? Да, сэр, кроме нас с вами, здесь никого нет.

Лицо его вспыхнуло, на лбу, будто от непосильного напряжения, выступили жилы.

— Я заметил, как вы потихоньку бросали взгляд на Чарлза, когда он являлся сюда, в церковь, и мне пришло в голову, что оба мы думаем об одном и том же, а именно: не потребует ли он от нас какой-нибудь услуги? Ну вот, так и оказалось? Либо вы, либо я должны ее исполнить. Он дает тысячу фунтов, заметьте, а для таких людей, как мы с вами, эта сумма кое-что значит; а Чарлз, что бы там за ним ни водилось, в денежных вопросах всегда верен своему слову. И послушайте, не можете ли вы положить Библию и молитвенник сюда и листать не там, а здесь? Тогда давайте. Ну?.. — И Дейнджерфилд понизил тон; смотрел он, как и раньше, на дверь, а временами быстро взглядывал на Айронза, стоявшего по ту сторону алтаря. — Это пустяк… вы ведь понимаете… чего вы боитесь? Ничто от этого не изменится: сегодня или завтра — какая разница?..

Блажь, прихоть судьбы… а? Это вполне можно сделать, заметьте. — Дейнджерфилд держал перед собой, как передник, за два конца, носовой платок и аккуратно сложил его два раза. — Понимаете?.. И чуть-чуть воды. Вы ведь искусник, а если вас застигнут, нужно просто высморкаться… ха-ха-ха!.. И сунуть его в карман, а деньги вы все равно получите… а? Ну, доброго вам утра.

Дойдя до середины придела, Дейнджерфилд обернулся и громко и снова непринужденно окликнул Айронза:

— Мартина здесь нет… А где он, вы можете сказать?

Но ответа он ждать не стал, а, искоса бросив взгляд на надгробия и могильные травы, под ветром ходившие волнами, проворно соскользнул с крыльца. В церкви он не пробыл и трех минут, перешел дорогу и быстро спросил в лавке напротив, где сейчас Мартин, церковный сторож. Нет, никто не знал.

— Эй! Мартин! — крикнул он через дорогу, увидев, как церковнослужитель, миновав крыльцо Стерка, собирается завернуть за угол. — Мне нужно вам кое-что сказать. Я вас искал. Вам придется взять линейку и обмерить ту скамью и — будьте любезны — с точностью до волоска и без ошибок, так, чтобы под присягой повторить эти цифры. Записи принесете мне домой, сегодня в час, и получите крону.