Михаил Горожанин - Огненная кровь

– Дэржи, бабо. Ты знаеш что дэлать.

Бабулька закивала:

– Знаю, милок, знаю. – Она стала собираться, пряча сверток в авоську. – Дай тебе Бог здоровья!

Посетительница перекрестила Хачика и спустилась по короткой лесенке, опираясь на палку. Когда она поравнялась с Миладой, та шепотом поинтересовалась у нее:

– Почтенная, а что вы делали сейчас?

Женщина быстро взглянула на нее, как показалось Миладе, с некоторым подозрением, но ответила вполне приветливо:

– Здоровья для своей внученьки хворой просила.

– А разве не у Бога просить надо? – не удержалась Милада. – Церковь же недалеко.

– На Бога надейся, а сам не плошай. – Бабулька прошла было мимо Милады, но вдруг обернулась: – И уж больно боженька далеко от церквей нынче…

Милада молча посмотрела ей вслед.

– Ба! Какая встрэча!

Хачик распахнул объятия.

– Здравствуйте, Хачик Танатович, – улыбнулась Милада, позволяя ему обнять себя огромными, словно медвежьими, лапами. – Не ожидала увидеть за таким занятием именно вас.

– За каким?

– Да вот… Только что.

– Да брос! – рассмеялся армянин. – Что такого ты увидэла?

– Ну… Похоже, вы только что творили колдовство…

– Да ну? – Хачик уселся за свой стол и жестом предложил Миладе сесть в старое кресло напротив. – Я самнэваюс в этом. Как и любой, которому ты могла бы рассказать. Так. Какыми судбамы?

Милада некоторое время смотрела на него, потом сказала уже без улыбки:

– Мне нужен человек по имени Пворвзагет или как-то так. Язык сломаешь. Говорят, тут такой работает. Не подскажете?

Хачик откинулся в кресле и посмотрел на Миладу с удивлением.

– По-армянски это означаит «знаток». Это я. Знаиш… – он помолчал. – Я тоже не ожидал, что это будэш ты. Давно учишса?

– Пятый месяц, – ответила Милада, не моргнув глазом. Она уже ничему не удивлялась. Полезла в рюкзак и достала сверток. – Это Рябинушка просила передать. В обмен на что-то.

Армянин молча забрал сверток и спрятал его под стол. Потом нагнулся и вытащил из-под стола перемотанный скотчем целлофановый пакет.

– Это твоей наставницэ. Смотри, вэзы аккуратно. Не нужно это никому видэт.

Милада взяла пакет и, убирая в рюкзак, нащупала то, от чего ее бросило в холодный пот.

Человеческую кисть.

Она подняла глаза на Хачика.

– Там то, что я думаю?

Армянин не отвел взгляда.

– Разное нужно тем, кто людям памагаэт. Передавай прывет учитылницэ.

– Хорошо, – пообещала Милада дрогнувшим голосом.

Хачик кивнул ей на дверь, ведущую в соседнее помещение.

– Милада, дарагая, сходи туда, там чайнык. Налэй нам чаю, давай пасидым, пагаварым. Я пока тут приберу.

Милада кивнула и направилась вглубь комнаты, прикрыв за собой дверь. Ей было жутко интересно, удастся ли вывести Хачика на откровенный разговор о его деятельности. Она начала строить в уме план беседы, попутно осматриваясь. Помещение такого же размера, как и первое, обстановка была небогатая. Два дивана, тумбочка с маленьким телевизором, стол и старый, притащенный откуда-то сервант. На столе были остатки обеда, стоял электрический чайник, несколько чашек. Все говорило о том, что тут обитали смотрители кладбища.

Из другой комнаты вдруг раздались голоса.

Милада обернулась к приоткрытой двери. У стола, за которым сидел Хачик, спиной к ней стояли двое мужчин в черных водолазках и армейских брюках.

– Я вас слушаю, – обратился к ним армянин.

– Мы бы хотели заказать памятник.

– Уважаемые, мастера сейчас нэт. Он прыедит буквално через пол…

– Это неважно, – мягко прервал его один из посетителей. – Он поймет, для кого нужен памятник, колдун!

Оба синхронно выхватили пистолеты, Милада дернулась было к двери в нелепой попытке помешать убийству.

Она не успела.

Вздрогнула, когда раздались два выстрела, почти слившиеся в один, отступила назад, в сторону, сердце бешено заколотилось. Милада в панике огляделась, кинулась было к окну, но ее остановил голос Хачика.

– Милада!

Девушка остановилась. Так он жив! Она распахнула дверь комнаты.

Армянин стоял, глядя на скорчившиеся у стола тела, держа в опущенной руке пистолет.

– Ты никому нэ скажеш о том, что видэла! – полуутвердительно обратился он к Миладе.

Она медленно кивнула. Вид трупов, осознавание того, что на ее глазах произошло убийство, вызвал у нее шок.

– Ты знаэш, кто это?

Милада покачала головой.

Хачик положил пистолет на стол, обошел его и, присев на корточки, задрал одному из убитых рукав водолазки. На мускулистом предплечье Милада отчетливо увидела выжженное клеймо: меч и православный крест, скрещенные под прямым углом.

– Это люди Анклава. Оны пришлы убит мэня.

Анклав…

– За то, что вы занимаетесь колдовством?

Он долго смотрел ей в глаза.

– Я памагаю людям.

– А они?

– А оны – нэт. Оны убивают всэх, кто имеет атнашение к искусству, да.

– Так вы с ними не в первый раз сталкиваетесь? – удивилась Милада.

– Да. – Армянин опустился в кресло. Милада все еще стояла в дверном проеме, не в силах подойти к убитым. – Но пока толко с прымытивными киллэрами. Дла них дастатошна пистолэта. – Он хмыкнул. – Салаги. Если бы они нэ стали праизносыт свои пафосные рэчи, они убили бы мэня через двэрь.

– Ой! – спохватилась Милада. – А ваши рабочие же все слышали! А с ними как?

До нее дошло, что рабочие должны были услышать выстрелы и как минимум поинтересоваться причиной. Хотя, они люди простые. Наверное, уже разбежались без оглядки, кому охота впутываться в неприятности…

– Они маи ученыки, – отмахнулся Хачик.

– И что вы теперь будете делать с трупами? – дрогнувшим голосом спросила Милада. Ей вдруг вспомнился фильм «Брат», где заваленных на кладбище киллеров случайный свидетель помогал оттаскивать в склеп. Она боялась, что Хачик предложит ей сделать то же самое.

– Это нэ твоя забота, дэвочка. Ехай дамой. Забуд что видэла. Или, еслы хочеш, я памагу забыть. Это просто.

– Нет, – покачала головой Милада. – Не нужно.

– И вот еще что… – Он помолчал. – Если оны нашлы мэня здэс, то тваей наставницэ нужно быть осторожнээ. Так и пэредай.

Она подхватила лежавший тут же, на полу, рюкзак. Вздрогнула, увидев, как к нему лениво ползлет струйка темно-вишневой крови, торопливо попрощалась с Хачиком и вышла на свет.

Оседлав велосипед, она поехала домой в полной прострации, радуясь только, что не видела лиц убитых. Ей было страшно. В очередной раз она пожалела, что впуталась во все это, и пришла мысль бросить все к чертовой матери. Но теперь она боялась и за Рябинушку, и за Оксанку.

Приехав домой, она прошла в кухню, где ведунья и Оксанка пили чай, бросила перед Рябинушкой сверток. Потом подошла к серванту и деревянными движениями сняла сверху бутылку с мутноватым самогоном, которую ведунья хранила «как дань деревенским традициям». Под двумя удивленными взглядами молча налила себе полный граненый стакан и медленно выпила, почти не чувствуя вкуса. Налила второй и села на лавку у печи, распугав расположившихся на ней кошек. Глядя в пол, выпила второй стакан и рассказала им все.