Стивен Кинг - Жребий Салема

Снова послышался голос – на этот раз Эда.

– Пойдем, милая. Вставай. Нужно сделать что он велел.

– Эд? Эд?

Перед ее глазами возникло его лицо, но не в языках пламени, а ужасно бледное и какое-то неживое. И все же она его снова любила… даже сильнее, чем раньше. Ей так захотелось, чтобы он поцеловал…

– Пошли, Ева.

– Это сон, Эд?

– Нет… не сон.

Сначала она испугалась, но страх тут же прошел, сменившись знанием. И вместе со знанием пришел голод.

Она посмотрелась в зеркало, но в нем отразилась только пустая спальня. Дверь в мезонин была заперта, ключ лежал в ящике, но это было не важно. Теперь никакие ключи не нужны.

Они просочились сквозь щель между дверью и косяком.

В три часа ночи кровь в жилах становится густой и течет медленно. В это время душа либо пребывает в блаженном неведении, либо впадает в полное отчаяние. Третьего не дано. В три часа ночи мир скидывает с себя яркую праздничную мишуру и становится похожим на самого себя – старую шлюху с ввалившимся носом и стеклянным глазом. Веселость становится наигранной и хрупкой, как в описанном Эдгаром По замке, осажденном Красной смертью. Ужас вытесняется скукой пресыщения. Любовь есть сон.

Паркинс Гиллеспи с трудом, будто после тяжелой и продолжительной болезни, проковылял от письменного стола к кофейнику в углу кабинета. Ориентиром во времени ему служил разложенный пасьянс. Несколько раз с улицы доносились крики, слышались непонятные продолжительные гудки клаксона, а однажды мимо окон кто-то пробежал. Он не выходил на улицу узнать, в чем дело. Морщины на его озабоченном и осунувшемся лице, казалось, стали еще глубже от мыслей, не дававших ему покоя. Он надел на шею крестик, медальон со святым Христофором и V-образный знак, символизировавший призыв к миру. Он и сам не знал, зачем это сделал, но с ними чувствовал себя спокойнее. Паркинс решил, что если удастся пережить сегодняшнюю ночь, то завтра с утра оставит на полке свой жетон возле связки ключей и уедет куда подальше.

Мейбл Уэртс сидела на кухне с чашкой остывшего кофе, впервые в жизни закрыв ставни и отложив бинокль в сторону. Впервые за шестьдесят лет ей не хотелось ничего видеть и слышать. Ночь бурлила слухами, о которых ей ничего не хотелось знать.

Билл Нортон направлялся в камберлендскую больницу после полученного телефонного звонка (сделанного, когда его жена была еще жива), и на его лице застыла маска непонимания и тревоги. Тишину нарушал мерный стук щеток стеклоочистителя, пытавшегося справиться с усилившимся дождем. Билл старался ни о чем не думать.

В городе были и другие жители, которые сумели пережить ночь либо во сне, либо бодрствуя, так и не подвергнувшись нападению вампиров. Многие из них были одинокими людьми, у которых в городе не имелось родственников или близких друзей. Они даже не подозревали о том, что происходит.

Но те, кто не спал, включали свет во всем доме, и проезжавшие через город водители (а несколько машин действительно проехало, направляясь в Портленд или на юг) удивлялись, как в таком заурядном на вид поселении столько домов залито огнями в самый разгар ночи. Полагая, что где-то, наверное, случился пожар или авария, проезжие невольно притормаживали, но, так и не увидев ничего похожего, прибавляли скорость и больше об этом не думали.

И вот что удивительно: никто из тех, кто не спал в ту ночь в Джерусалемс-Лоте, не знал, что происходит. Кое у кого возникли смутные подозрения, но, подобно трехмесячному утробному плоду, они еще не успели приобрести узнаваемый облик. Однако все без исключения стали решительно рыться в ящиках письменных столов, старых коробках или шкатулках с украшениями, чтобы найти любые религиозные обереги, которые могли оказаться в доме. Они делали это так же неосознанно, как человек, преодолевающий большое расстояние на машине в одиночку, начинает напевать, не задумываясь о том, что именно он поет. Они бесцельно бродили из комнаты в комнату, включая везде свет и держась подальше от окон.

Самым главным было ни в коем случае не смотреть в окно! Какие бы звуки ни доносились, какой бы пугающей ни казалась неизвестность, выглянуть в окно было еще страшнее – все равно что заглянуть в лицо горгоне!

Звук проникал в его сон подобно гвоздю, острие которого с нарочитой медлительностью раздвигает твердую и неподатливую древесину дуба. Сначала Реджи Сойер решил, что ему снятся столярные работы, и мозг, еще не проснувшись и будто в замедленной съемке, нехотя извлек из памяти картину, как они с отцом оборудовали себе стоянку на рыбалке в Брайант-Понд в 1960 году.

Потом пришло осознание, что стук молотка раздается не во сне, а на самом деле. Окончательно проснувшись, Реджи не сразу понял, что стучат в переднюю дверь, причем с удивительной настойчивостью и размеренностью метронома.

Его взгляд скользнул сначала по лежавшей на боку Бонни, отчего округлость ее бедер только подчеркивалась, и остановился на будильнике: 4:15 утра. Он поднялся и вышел из спальни, прикрыв за собой дверь. В коридоре он включил свет и уже направился открыть входную дверь, но вдруг остановился и с недоверием поглядел на нее. В 4:15 стучать в дверь просто некому. Даже если кто-то из родных сыграл в ящик, ему бы позвонили, а не явились стучать в дверь посреди ночи.

В 1968 году он воевал во Вьетнаме, и тот год для американских парней выдался очень тяжелым! Реджи довелось провести семь месяцев на передовой, и тогда он умел просыпаться моментально и окончательно, как будто внутри замыкался нужный контакт. Только что он спал как убитый, а уже через мгновение вглядывался в темноту широко открытыми глазами. Эта привычка исчезла сразу, как только он снова оказался в Америке, чем тайно гордился, хотя никогда об этом не говорил. Слава Богу, он не автомат: нажмешь одну кнопку, и он уже не спит, нажмешь другую – и он крушит косоглазых.

Но сейчас совершенно неожиданно вся сонливость моментально слетела и он стоял перед дверью внутренне собранный и сосредоточенный.

Снаружи кто-то был. Скорее всего это заявился мальчишка Брайант, залив глаза и прихватив пистолет. Пришел вызволить из заточения свою сказочную принцессу или сложить голову.

Реджи прошел в гостиную и направился к полке над камином, где хранил оружие. Свет он включать не стал, поскольку отлично ориентировался и без него. Достав с полки дробовик, Реджи проверил, заряжен ли он. В темноте тускло сверкнули медные гильзы. В дверях прихожей Реджи снова прислушался. Стук продолжался – монотонный и бессистемный.

– Входи! – пригласил Реджи.

Стук прекратился.

После долгой паузы ручка двери очень медленно повернулась, и на пороге показался Кори Брайант.