Ольга Манскова - Русь эзотерическая

— Амен!

…Не было уже сияния над камнем — но не было и зловония. Мир из ирреального, нездешнего вновь становился знакомым и привычным. Снова подул ветерок, засияло солнце, запели птицы, застрекотали кузнечики, и бледно-серые неясные очертания сменились разноцветьем красок, широким спектром разных звуков и пряным запахом трав.

Камень, впрочем, бывший и до того непрочным, слоистым сланцем, теперь был покрыт сетью мелких трещин и был готов при легчайшем прикосновении распасться на мелкие кусочки. Андрей молча открепил от рассыпающегося под его руками камня крест, собрал кусочки белого кварца, обозначавшие очертания круга, и положил в сумку тот самый хлеб, что тоже лежал на камне.

— «Глаза» жалко, — сказал он будничным голосом, обращаясь к застывшему столбом дяде Юре, — Хороший был амулет. Намоленный. Подарок. Но, видать, он своё отработал.

— Дать… Ничего себе дела, — только и сказал дядя Юра.

— Пойдем обратно, что ли? — предложил Андрей, — Теперь можно и на лагуне искупаться.

— Это, дать, можно, — ответил, приходя в себя, дядя Юра, — Там, дать, недавно кто-то около дерева на высоком берегу планку на пне закрепил. Если на неё стать и вниз прыгнуть, сразу на глубину уйдёшь. Здорово! Вниз головой, дать. В ледяную воду. Как раз то, что сейчас нужно.

— А потом и хлеб съедим, — добавил Андрей, — Хлеб — чистый продукт. Его можно съесть.

У костра теперь сидел только Гера, исполнявший на гитаре совершенно разные по стилю мелодии, от лирически-задумчивых до быстрых и ритмичных. Затем, побренчав немного что-то невразумительное, он затянул экспромт, в своей манере, и всё более и более воодушевляясь.

    — Спина открыта всем ветрам,    Меня дубасит дождь заклятый.    Но по кармическим долгам    Я уплатил двойную плату.

    Теперь пуста моя сума,    Душа вся в дырах и заплатах,    Но по кармическим долгам    Я уплатил двойную плату.

    Я не завидую царям,    С врагов не требую расплаты.    Ведь по кармическам долгам    Я уплатил двойную плату.

Когда Гера оторвался от гитары, он услышал голоса и почти сразу увидел, что сюда по тропке, идущей не вдоль поляны, а по лесу, под деревьями, уже приближаются люди. Среди них он вскоре узнал Алексея, работавшего всегда со своей алюминиевой рамкой, маленькую худенькую бабушку с внуком Дениской, двух женщин, державшихся всегда вместе, но имён которых он не знал, Сан Саныча и замыкавшего шествие Петра Семёновича, который катил впереди себя тележку с деревянной коробкой, в которую он складывал сушёные грибы и травы.

— О, Гера! Ты нас уже опередил! — воскликнул Сан Саныч, — А моя группа решила тоже сюда перебазироваться.

— А где хозяин костра? Разрешит он нам здесь остановиться, пожить немного? — спросил Алексей.

— Тише! Не мешайте! Он сейчас на Мандале. Медитирует. П-просил, если люди придут, всех ч-чаем напоить и развлечь. Садитесь, пожалуйста! Там — к-кружки. На всех хватит. А не хватит, так будем пить по очереди. Чаёк свежий сейчас заварим, — ответил Гера.

— Ух, ты! Так он про нас заранее знал, что ли? — удивилась светловолосая полная женщина.

— Не знал, но предчувствовал; лес всё чувствует, и Николаю рассказывает… Шутка, конечно, — пояснил Гера.

— Ну, в каждой шутке — есть доля шутки. А всё остальное — как мы знаем, правда! — засмеялась светловолосая женщина.

— Правда — это то, что я всегда чувствовала, Валя, — обратилась к ней её подруга, темноволосая высокая женщина с короткой стрижкой, — И так скажу об этом: вот мы, магнитчики, бегаем по лесу, суетимся, человечество, говорим, спасаем, глобальные конструкции строим, невесть что о себе возомнили… А где-то в глубине леса сидят люди и ждут. И после нашего отъезда лес чистят. Духовно. От наших вредных эманаций. И вот, кажется, я, наконец, найду здесь обоснование для своих подобных чувств и ощущений.

— Как вас, обеих, зовут? А то я позабыл, — спросил Гера вежливым голосом.

— Не удивительно. Разве всех, кто на Поляне был, упомнишь? Меня зовут Татьяна, а её — Валя, — тут же отрекомендовала темноволосая.

— Спеть вам, Таня и Валя, что ли, песенку, пока греется кипяток для чая? — предложил Гера.

— Давай, — хором согласились те.

Гера взял гитару, лениво побренчал, что-то бормоча себе под нос, и, наконец, бодро начал:

— Хоть поверьте, хоть проверьте,Но вчера приснилось мне:Заплатил я все налоги,И живу в другой стране.Всё прекрасно, всё толково,В римской тоге я одет.И с улыбкой возле домаПовстречался мне сосед…Все крутые, все святые,По-английски говорят.И милиция, и панки —Все меня боготворят.

Вот автобус мой споткнулсяНа переднем колесе,Тем же мигом я проснулся —И чего предстало мне?Сорок восемь контролеровРовно в линию стоят,Сорок восемь контролеров,На меня они глядят.

Хоть поверьте, хоть проверьте —Был пленён прекрасным сном.Мне приснилось на рассвете —В передаче «за стеклом»Я — единственный участник,И меня боготворят.Раскупили за долларыИ пижаму, и халат.И купаюсь я в шампанском,И катаюсь словно сыр,А французские герольдыРасшивают мне мундир.Хоть совсем я не из знати,И совсем я не одет…Просыпаюсь на кровати,А в лицо мне — яркий свет!Сорок восемь визажистовРовно в линию стоят,Сорок восемь визажистов —На меня они глядят.

Хоть поверьте, хоть проверьте,Я вертелся, как волчок,И поэтому, наверно,И приснился мне толчок.Я устроился на рынке —Продаю там всё подряд.И чернуха, и порнуха,И иконочки висят…Что хотите — то купите.Книжки разные — на вкус.Про интимность у вампиров,И какой у них укус.

У забора я проснулся —Нализался, в стенку пьян…Чуть прополз и чертыхнулся,ухватившись за карман…Сорок восемь рэкетировРядом в линию стоят,Сорок восемь рэкетиров —На меня они глядят.Но скажу я вам с приветом —Я когда-нибудь проснусь.Если к этому моментуНикуда я не свалюсь.И тогда я с швалью этойНепременно разберусь!Та-ра-ра-рам, трам-пам-пам-пам!

Доиграв, в полной тишине, Гера сказал: