Наталья Патрацкая - Мийлора

– Я не…

– Знаю, вы сержант.

– Поверишь, нет…

– Поверю, господин, фельдмаршал!

– Куда хватила, а звучит красиво, так меня еще не называли.

– Так вы к нам не первым пришли?

– Нет, конечно, я так промышляю, развлекаюсь, высматриваю квартиры, где мужчин нет, да и навещаю.

– Вы так по женщинам и ходите?

– Хожу, где покормят, где развлекут, не без этого.

– И сколько у вас женщин в месяц бывает?

– Ни одной.

– Поподробнее, вы вторгаетесь в квартиру к женщине, ее не грабите, не насилуете.

Зачем она вам?

– Смотрю, какие девушки все разные, вот вас двое, а как вы не похожи.

– Я лучше, – сказала Нинель.

– Ты убогая.

– Это еще почему?

– Вторая девушка пошла, готовить, а ты пять минут плясала, все брюки пыталась застегнуть, впихивала себя в брюки.

– Я вам не понравилась?

– А ты мне не нужна.

– Это еще почему?

– Мне никто не нужен.

– Вы больной?

– Не знаю.

– Здоровый не будет заставлять девушку приседать.

– Привык командовать, а теперь не кем.

– Простите, а что с ногой?

– Так, шальная пуля.

– Почему она не гнется? Ее нет? У вас протез?

– Чего прилипла? Не скажу.

– Покажите, я врач, ортопед, между прочим.

– Так бы и сказала, сразу, да я знаю, кто ты, ты меня лечить не хотела, не припомнишь, разве?

– Не помню, у меня много пациентов, и я никого из них не лечила, потому что я не врач.

– Долго я тебя выслеживал, долго. Когда я тебя увидел первый раз, решил, что ты мне сможешь помочь с ногой.

– Пришли бы в больницу, а то ко мне домой притащились, если я на врача похожа.

– Вы действительно на врачиху похожи, я вас раньше видел, хотел на испуг взять.

– Вам это удалось, не стыдно?

– Ты меня не стыди, ты ногу посмотри.

Мужчина стал расстегивать брюки. Девушка напряглась, много она видела ног на пляже, но этот человек вызывал у нее смешанные чувства. Брюки упали на пол. Одна нога была обычная, волосатая, вторая… Нинель потеряла сознание.

Скрип. Стук. Скрип. Стук.

Приковылял мужчина на кухню.

Я посмотрела на мужчину, осела вместе с тарелкой, в глазах поплыло. Очнулись мы, посмотрели друг на друга, я и Нинель лежали на диване, мужчины не было, скрип не слышался. Мы встали, на цыпочках обошли квартиру, пусто. Дверь закрыта. На кухне все было чисто, посуда помыта, кастрюли пустые. Я решила проверить кошелек в сумке. Кошелек был пуст, пусто было в кошельке Нинели. Я пошла к сейфу в шкафу, модный сейф зиял пустотой своей пасти.

– Вот и стук, скрип, – сказала я в сердцах.

– Наживем, живы и хорошо. Мийлора, я одна из твоего подъезда не пойду, проводи до дороги.

– Уговорила, провожу.

Мы вышли на улицу, вздохнули прохладный, вечерний воздух. Нинель подняла руку, третья машина подъехала, остановилась, на нас смотрел мужчина, его пронзительные, черные глаза впивались в наши глаза.

– Обе садитесь!

Мы сели на заднее сиденье. Между шофером и нами медленно поползло вверх стекло.

Мы с Нинелей пожали друг другу руки, начинающие нервно вибрировать от элементарного страха. На боковых стеклах медленно поднялись темные стекла, не пропускающие свет. Мы оказались в движущейся машине, в полной темноте, заднее стекло было наглухо закрыто темной тканью. Легкие почувствовали, что вдыхать нам нечего. Неожиданно вверху над ними открылась крыша, крупные звезды заглянули в машину. Машина резко остановилась.

В люке крыши появилось лицо с тяжелым взглядом:

– Как себя чувствуете, подружки?

– Хорошо, господин, фельдмаршал, – ответила я.

– Мы приехали на мою дачу.

– У сержанта есть дача? – спросила Нинель.

– Есть, кое-что, как у слона.

– У вас нога больная, как вы на крышу залезли? – спросила она.

– Без вашей помощи.

Двери машины открылись одновременно, мы оказались в лесу, перед красной, кирпичной стеной. Дверь отъехала в сторону.

Скрип. Стук. Скрип. Стук.

Рядом с нами шел мужчина. Во дворе стоял большой круглый стол, вокруг него сидело десять девушек.

– Девушки, вашему полку прибыло еще две девушки, теперь вас двенадцать, живите дружно, приглашайте к столу.

Мужчина сел на стул типа трона, перед ним по кругу сидело двенадцать девушек.

Тринадцать тарелок стояло на столе. Девушки молча подавали пищу на стол.

Оживления среди них не наблюдалось.

– Встать! Сесть! Встать! Сесть! – крикнул мужчина, и приступил к принятию пищи.

Девушки выполнили его команду, взяли ложки в руки. Острых вилок и ножей на столе не было. Вся посуда была из чистого алюминия. Я оглядывала постройки из красного кирпича, мне было и грустно, и любопытно.

– В моем гарнизоне, тринадцать комнат, всем по одной. Столовая – на улице, кухня, перед вами. Продуктов закуплено на тринадцать дней, тринадцать дней двери гарнизона не будут открываться. На вашей работе вас не уволят, вы все в отпуске на две недели. Вас двенадцать – я один. Стены ограды под током. Разойтись!

На столе перед каждой девушкой лежала памятка, на ней стоял номер комнаты, был написан распорядок дня, обязанности девушек расписаны не были. Девушки вышли из-за стола. Две девушки стали собирать грязную посуду. Одной из них была я.

Я еще не понимала, что это все реальность, а не шутка, или шутка и реальность, что одно и тоже. Я приняла единственной мудрое решение, быть ближе к кухне, готовить, убирать, мыть посуду, молчать и слушать. "Слух даруй всем, а голос лишь немногим", – вспомнила я слова Шекспира.

На первое утро одно место осталось пустым. Я готовила еду на всех, 13 человек.

Алюминиевый прибор остался пустым, одна девушка не пришла на обед, на ужин. Что это была за девушка, я не успела запомнить, теперь я пыталась всех запомнить, кто, где сидит, в какую комнату идет.

Второй день был дождливым, хозяин к столу не вышел, два места для девушек были свободны. Десять девушек ели под дождем. Кое-кто чихал, одежда на всех была та, в которой их сюда привезли.

Нинель шепотом подбивала на бунт, звала посмотреть те комнаты, из которых никто не вышел. Я решила выжить сама, на бунт не соглашалась. В свободное время подметала двор. Нинель нашла себе приятельниц, и они бурно обсуждали ситуацию.

Третий день слепил своими лучами, тепло обволокло девушек с ног до головы. Они думали, где бы помыться.

Скрип. Стук. Скрип. Стук.

Ко мне подошел хозяин, посмотрел мне в глаза и ушел.

Скрип. Стук. Скрип. Стук.

Так прошло пять дней. На шестой день за столом не появилась Нинель. Сердце у меня упало. Спрашивать у хозяина было бессмысленно. Все тихо. Он даже не командовал. Еды становилось меньше, она исчезала на глазах. Я решила готовить экономней, с учетом, выбывающих каждый день, девушек. На восьмой вечер в моей комнате послышались шаги.