Эдвина Нун - Темный кипарис

Руководствуясь инстинктом, Стелла быстро сообразила, что Гейтс хотел ей что-то рассказать.

— Гейтс, зайдите на минутку. Вы могли бы проверить окна. Рамы сильно трещат…

Он, казалось, мгновенно возник в поле зрения, в его глазах светилась благодарность. Он твердо вошел в комнату, направившись, как положено, к створчатым окнам. Стелла тихо прикрыла дверь.

— Гейтс, с окном все в порядке.

Он обернулся:

— Да, мэм?

— Простите меня, если я ошибаюсь, но я почувствовала, что вы хотите поговорить со мной, и я хотела только оправдать ваше присутствие здесь на случай, если возникнет разбирательство. Так что вы хотели бы рассказать мне?

Он кивнул, пламя канделябра обрамляло его древнюю голову.

— Боюсь, вам уделяют недостаточно внимания, мэм. Я прошу прощения за это.

— Что вы имеете в виду?

— Надеюсь, вам понравится здесь, мисс Оуэнз. В последнее время мы видим так мало людей. Так мало молодых лиц, которые раньше мы видели постоянно. Но все это осталось в прошлом, теперь нет ничего похожего.

Стелла внимательно посмотрела на него, прежде чем заговорила:

— После несчастного случая с Оливером?

Старик резко дернулся, как будто она ударила его. Подозрение ярко вспыхнуло в его глазах, но потом пламя подернулось пленкой, напоминая потухшие угли.

— Так вам кое-что известно об этом, мэм?

— То немногое, что я поначалу узнала, рассказал мне Тодд. Потом миссис Дейлия. Я надеюсь, вас не разволнует разговор на эту тему?

— Нет. — Гейтс ответил твердо — тихим, дрожащим голосом. — Это хорошо, когда можешь говорить об этом. Хорошо бы, если бы смог и хозяин. Он сделался таким отшельником. Мистер Хок… он никогда не был одиноким человеком, мисс Оуэнз. Этот дом обычно звенел от смеха, радостных голосов и живой жизни, которую Господь предназначил для нас.

— Я чувствовала это. Он кажется таким прекрасным человеком.

— Такой он и есть, мэм. Он такой. Оливер был похож на него. Оливер любил общество. Так же, как его отец… тогда. Хок-Хаус был совсем другим, не таким, как сейчас… как вы видите его, мэм. По праздникам устраивали приемы, балы, вечеринки. Прошлый Хэллоуин прошел чудесно. Все наряжались в костюмы, устраивали игры… — Тонкие плечи старика поникли. — А теперь… ничего.

— Гейтс, почему вы рассказываете мне все это?

Он не колеблясь посмотрел ей в глаза:

— Я внимательно присматривался к вам, мэм. Внимательно и пристрастно. Вы можете помочь Тодду. Малыш нуждается в вашей помощи. Я почувствовал сегодня вечером за обедом, что вы начинаете чувствовать себя одиноко и неуютно в этом холодном, неприветливом доме. Но не чувствуйте себя так. Я ваш друг, мэм. Хочу, чтобы вы знали это. И хочу, чтобы вы сделали все, что можете, для Тодда. И хозяина. Они нуждаются в таком человеке, как вы.

У Стеллы перехватило дыхание. Признание, исходящее от такого древнего вассала, как Гейтс, являлось большим откровением — гораздо большим, чем она смела надеяться, и вместе с тем нелегким. Это означало, что ее страхи и подозрения каким-то образом подтверждаются этим странным откровением.

— А миссис Дейлия, — спросила Стелла, раздосадованная тем, что ощущает неловкость от таящегося в ее вопросе злого умысла, — что скажете о ней?

Покрытое морщинами лицо Гейтса окаменело.

— Ее заветная мечта — стать хозяйкой Хок-Хаус. Вот что такое миссис Дейлия.

— Гейтс! — Она выкрикнула его имя, потому что он направился к двери. Разговор прерывался в самом интересном месте.

— Да, мэм?

— Оливер. Расскажите мне об Оливере.

Лицо старика внезапно превратилось в маску, как будто его покрыли саваном.

— Что об Оливере, мэм?

— Что на самом деле случилось с ним там, в бассейне?

Гейтс снова приоткрыл дверь и переступил через порог. Канделябр, который он держал в вытянутой руке, осветил коридор. Одна из свечей оплыла, с нее капал воск.

— Мэм, — прошептал он тихо, — есть вещи, о которых я не хочу догадываться, и это — одна из них. Я не могу рассказать вам, что случилось с Оливером. Не думаю, что кто-нибудь сможет, Кроме Оливера… а он мертв. Навсегда.

Стелла подошла к двери, прежде чем она закрылась.

— Но Тодд говорит, что… — Продолжать не было смысла.

Дверь щелкнула, закрываясь, и Гейтс ушел так же тихо и быстро, как пришел, оставив Стеллу в еще большем душевном смятении. Однако под ее беспокойством скрывалось глубокое удовлетворение. Гейтс ясно дал понять, что он — ее союзник и друг. Не самое худшее — иметь его на своей стороне. Конечно, он, должно быть, знает гораздо больше, чем рассказал ей. Возможно, через несколько дней…

Стелла вздохнула и заперла дверь. Она подошла к постели и сняла платье, потянувшись за ночной сорочкой. Настало время отбросить все противоречивые мысли, которые лишали ее спокойного сна. Но трудно спать в доме, где ползает на четвереньках страшное пугало сомнения.

Старинные часы внизу, в большом холле, пробили полночь. Глубокий дрожащий звук курантов разнесся по дому глухим эхом, как звон спасательного маяка с окутанного туманом берега.

Стелла опять бодрствовала.

Ее глаза старались привыкнуть к темноте комнаты. Внезапный страх зарождался в тихой тревоге, когда она узнавала очертания знакомой обстановки своей комнаты. Яркий лунный свет, лившийся в окно, наполнял спальню призрачным полумраком. Октябрьская луна, сказала себе Стелла. Полнолуние. Если бы она подошла к окну и всмотрелась в какой-нибудь предмет, то увидела бы темный силуэт ведьмы, скачущей верхом на метле. Она задрожала в своей теплой уютной постели и повернулась на бок.

Детские фантазии: ведьмы, тыквы, лесные орехи, черные кошки. Тодд, Оливер… что они делали в прошлый Хэллоуин? Беспокойные мысли и ассоциации кружились вихрем в голове, сводя на нет ее твердое решение заснуть. Она попыталась отделаться от них до холодного света утра. Бесполезно. Смятение. Стелла села в постели и протерла глаза. Она почитает немного, пока ее не сморит сон и строки не поплывут перед глазами…

В этот момент она увидела тонкий серебристый луч света, показавшийся под ее дверью.

Ее тут же охватила тревога. Она помнила, что в коридоре не было ночной лампы. Это означало, что свет шел из комнаты Тодда. Тодд еще бодрствует, поздно ночью, за закрытой дверью своей спальни, делая что-то. Делая что? В темноте собственной комнаты Стелла напряглась, чтобы уловить шум, но в доме царила мертвая тишина. Часы в холле давно умолкли. Даже поднимающийся за окнами ветерок, будто сговорившись со всеми, тихо крался над землей, молчаливый, как могила. Стелла выбралась из кровати. Пружины издали слабые мелодичные звуки. Она вздрогнула, поспешно выкинув из головы детский предрассудок, то кто-то бродит над своей могилой. Она на цыпочках прокралась по холодному полу своей комнаты. Стелла больше не видела света, пробивавшегося из-под двери, но она знала, что он все еще там. На секунду она почувствовала себя глупой. Возможно, как и она, ребенок не мог заснуть.