Кирстен Миллер - Всё, чего ты желаешь

— Что? — Похоже, данная фраза позабавила Вирджинию. — Йейн Морроу никогда не был моим сыном. До сих пор не пойму, кем он мне приходится. Ты можешь себе представить? Ты жертвуешь своим телом и свободой, чтобы иметь ребенка, но как только он обретает дар речи, ты обнаруживаешь, что он тебе не принадлежит. Он заявляет, что у него были другие матери — десятки, сотни… Потом, когда он становится старше, он заявляет, что ты — самая худшая из его мамочек. Ты назвала его моим сыном? Он для меня — подкидыш. Кто-то украл моего малютку, а мне подсунул это… существо.

Вирджиния капризно скривила губы.

— Не могу поверить, что слышу от вас такое. Наверняка Йейн любил вас.

— Ты путаешь любовь и необходимость. Это совершенно разные вещи, Хейвен. И запомни — он никогда не был моим сыном.

— Вы ошибаетесь! Он похож на вас, как две капли воды, — выпалила Хейвен и поспешно умолкла.

— Неужели? — Вирджиния хлебнула из стакана, и к ее лицу вернулось прежнее, расслабленное выражение. «Сколько же виски ей требуется для укрощения внутренних бесов?» — подумала Хейвен. — Интересное ты выбрала словечко. Да ладно, не пугайся, милочка. Ты небось меня чудовищем считаешь, а сама нисколечко не лучше меня. Ты была способна Йейну причинить сильную боль. И тебе это удавалось.

— Вы про меня ничего не знаете.

Миссис Морроу разозлила Хейвен по-настоящему.

— О, нет. И у тебя, кстати, немало имен. Констанс. Сесилия. Бао. Беатриче. Но ты всегда одинаковая.

— Как…

— Думаешь, я не слушала моего маленького подкидыша? А я не хлопала ушами, когда он начал рассказывать свои истории. Йейн уже в три годика был странным мальчиком. Куда бы мы с ним ни ходили, он постоянно пытался убежать. Но мы выяснили, почему. Он сообщил моему супругу, что ищет кого-то, с кем был знаком в прежней жизни. Ну, ясное дело, Джером на следующий же день поволок его к психиатру. После нескольких сеансов Йейн в итоге протрепался врачу. Он отчаянно разыскивал некую девушку и кого-то еще. И ему нужно было добраться до нее раньше, чем его соперник получит шанс завоевать ее.

— Завоевать меня? — Хейвен расхохоталась. Ей хотелось верить, что за смехом она спрячет возмущение. Что же, Йейн и вправду считал Адама Розиера соперником? — Я вовсе не приз и не награда.

Вирджиния, похоже, поняла, что нащупала слабое место Хейвен.

— Ну, Йейн выразился как-то по другому. Но он стал просто одержимым. Он дергался и жутко боялся, что в один прекрасный день ты разобьешь его сердце.

— Ни разу не слышала ничего более нелепого, — буркнула Хейвен, но неприятная мысль пробралась в ее разум и, видимо, собралась там поселиться.

— Нелепо, говоришь? — прищурилась Вирджиния. — Да мы, обыватели, своих почтальонов знаем лучше, чем самих себя. Полагаешь, многие бы поверили, что смогут убить? Или изменить супругу? Или разрушить свою карьеру с помощью коробки яиц или свиного окорока? Конечно, нет. Нам всем нравится думать, что мы — образцы непогрешимости. Мы понятия не имеем, что способны вытворить, если боги решатся ополчиться против нас. Но те из нас, кто уже видел свои худшие стороны… скажем так: мы можем просчитать их потенциал. А ты, дорогуша, едва не лопаешься от своих дарований.

Вирджиния допила виски, стукнула стаканом по каминной доске и нахально усмехнулась. В дымоход залетел порыв ветра, раздул пламя. Хозяйку виллы окутал дым.

«Она просто ядовитая», — подумала Хейвен.

— Я никогда не стану такой, как вы.

— Докажи, — протянула Вирджиния заплетающимся языком. — Не сомневаюсь, тебе очень нравилось тратить мои денежки. Твое платьице стоит целое состояние.

— Я его сшила сама, — процедила сквозь зубы Хейвен.

Мать Йейна прихватила край рукава наряда Хейвен и потерла ткань кончиками пальцев.

— Вряд ли тряпочка досталась тебе даром. У тебя изысканный вкус. А что будет, когда денежки кончатся? Снова станешь девчонкой из среднего класса? Во что ты превратишься, когда Йейн не сможет тебя обеспечивать?

— Это он вас науськал, да?

— Он? — нахмурилась миссис Морроу. — Какой еще «он»?

— Адам Розиер.

— Что ты несешь, — с ухмылкой произнесла Вирджиния. — И с какой стати тебе вздумалось, что есть мужчина, который может меня нау… науськивать? Я своих мотивов не скрывала. Хочу вернуть мое богатство — жить в доме без мышей и носить красивую одежду. Хочу, чтобы все со мной любезничали. Я верну то, что потеряла, и очень скоро. Мой адвокат уверен, что мы выиграем дело. А потом он получит хорошенький, огромненький чек.

— Не надейтесь, что я не стану сражаться с вами, — предупредила Хейвен.

— Удачи тебе, дорогуша, — сказала Вирджиния. — Но кому из нас больше терять?

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

В номере флорентийской гостиницы царила тишина. За окнами темнело. Последние отсветы заката пробивались сквозь тонкие шторы и подкрашивали стены бледным серебром. Хейвен вспомнила маленький домик в Нью-Йорке, где она провела самую первую ночь с Йейном. Точно такое же освещение было там, в спальне с мансардным окном. Странно, что этого дома уже нет, что он разрушен при пожаре, от которого едва не погибли они с Йейном. Хейвен застыла на пороге, стараясь запечатлеть в памяти номер отеля. Она понимала: нет никаких гарантий того, что спокойствие сможет продлиться. Их мир начал распадаться.

Йейн лежал на кровати, не раздевшись, — только пиджак снял. Перед тем как заснуть, он читал книгу и заложил палец между страниц. Хейвен приблизилась к изголовью. Ее взгляд пробежался по едва заметному шраму на лбу любимого. Ему не удалось выбраться из горящего дома невредимым. Порой Хейвен охватывало желание прикоснуться к шрамику. Она понимала: вот предупреждение, напоминание о том, что Йейн — человек. Каким бы храбрым и могущественным он ни казался, он не обладал неуязвимостью.

Перед мысленным взором Хейвен предстал образ матери Йейна. Красавица стояла посреди руин жизни, которую она разрушила своим алкоголизмом. От возмущения, сменившего воспоминания, Хейвен замерла и скрипнула зубами. Возвращаясь на машине во Флоренцию, она так сильно расплакалась, что ей пришлось съехать на обочину. С каким же монстром вырос Йейн! Она-то знала, что такое одиночество, и понимала, как тосковал Йейн. Сама Хейвен с восьми лет стала в некотором роде сиротой. Отец погиб, мать повредилась рассудком. Ее воспитывала бабушка. Но у Хейвен всегда был Бью. Она до сих пор представляла его и себя братцем и сестрицей из сказки. Они пробирались в темноте по страшному лесу и не имели ничего, кроме корзинки с хлебными крошками, которыми они отмечали дорогу. Вместе они могли выбраться из чащи, а поодиночке каждый из них наверняка бы погиб.