Джеймс Херберт - Возвращение призраков

— А мы не хотим говорить, — с подозрительной усмешкой сказал тот, что сидел рядом с молодым парнем, которого называл Дэнно.

Эш еще отхлебнул водки и охладил ее огонь двумя глотками пива. Из двери позади стойки появился пузан в галстуке, но с закатанными по локоть рукавами рубашки. У него было широкое, не особенно приветливое лицо, красные щеки и нос испещряли глубокие поры, подобные булавочным уколам; редкие волосы были зализаны назад, скрывая лысину, и Эш догадался, что он пользуется бриолином, а не гелем. Хозяин бросил на троих вновь пришедших хмурый взгляд, и они тут же поубавили тон, хотя продолжали свои шутки и смех.

Хозяин остановился рядом с Эшем.

— Вы ищете комнату?

Его манеры не казались навязчивыми или грубовато-добродушными: в данный момент они были оценивающими.

— У вас найдется свободная? — вопросом ответил Эш.

— О, и не одна. Сколько ночей вы хотите пробыть здесь, сэр?

Когда он склонился к Эшу через стойку, из соседнего помещения донесся хохот. Хозяин с раздражением на лице обернулся на шум, и хохот мгновенно притих.

— Шалберники, — доверительно сообщил Эшу мистер Джинти.

— Шалберники? — удивленно поднял брови исследователь.

Хозяин еще больше понизил голос:

— Часть своего времени они тратят на браконьерство. В остальное время собирают подачки и воруют. Их дневная работа выполнена. Не сомневаюсь, этой ночью они шалили, — он произносил слова на местный манер, глотая окончания, — или рано утром прятали добычу в тайниках и садовых сараях. — Хозяин невесело улыбнулся. — Похоже, это постоянная работа для таких парней, готовых получить заряд дроби в задницу. Так сколько ночей вы сказали, сэр?

— Точно не знаю.

Эш с возросшим интересом рассматривал пришедшую компанию. Тип в кепке поманил пальцем кельнершу, но она не смотрела на них и отстранение поставила последнюю пинту на стойку. Казалось, что молодому парню неловко, ему как будто совсем не нравились их шутки. Эш снова повернулся к хозяину.

— Может быть, пару ночей, — сказал он, — а может быть, целую неделю. Возможно, завтра я сообщу вам наверняка.

— Что ж, хорошо. — Хозяин выпрямился. — Я проветрю комнату для вас, пока вы допьете. Рут, — позвал он кельнершу, которая вдоль стойки подошла к ним, — попроси миссис Джинти приготовить главную гостевую комнату, ладно, милая?

Она обворожительно улыбнулась Эшу и ушла искать хозяйскую жену.

— Знаете, если вы приехали на машине, — продолжил хозяин, — а я полагаю, у вас она есть, вы можете поставить ее прямо через дорогу, у лужайки. Боюсь, там еле хватает места для моей собственной машины, зато ваша будет в полной сохранности. Кстати, меня зовут Том Джинти, или Томас, как написано над входом, владелец «Черного Кабана», как и мой отец до меня, а до него — его отец.

Он протянул широкую ладонь, и Эш потянулся пожать ее. Пожатие хозяина было твердым, но небрежным и кратким.

— Вы можете принести вещи, когда будете готовы, а я подниму их в вашу комнату. У нас в баре можно перекусить, а если хотите поесть основательно, там есть небольшой ресторанчик, — мистер Джинти указал на дверь у лестницы, которую Эш раньше не заметил, — он открыт не только для проживающих.

— Прекрасно. Вы не выпьете со мной?

— Для меня немного рановато, сэр, — ответил хозяин без тени неодобрения. — И все же спасибо. Вы ведь турист, не так ли?

— М-м-м, нет. У вас бывает много туристов?

— А-а. — Джинти взял из-под стойки салфетку и вытер лужицу. — Мы несколько в стороне от проторенных дорог, чтобы слишком многие к нам заезжали. И нам это нравится.

В первый раз Эш слышал, чтобы владелец гостиницы радовался недостатку посетителей, и Джинти, вероятно, понял это по выражению его лица. Он бросил вытирать стойку и издал короткий смешок:

— Чтобы нас занять, хватает местных, без вторжения любопытствующих каждую весну и лето. Некоторые ассоциации бродяг такого рода навещают нас, конечно, но они понимают, что в их же интересах не болтать по всему миру и его окрестностям о нашей деревушке. Я держу одну-две комнаты на всякий случай, но, слава Богу, клиентов бывает не много.

Эш мысленно покачал головой от удивления, но решил, что ему по душе такое отношение. Местечки вроде Слита, где коммерческой погоне за случаем и удачей предпочитали покой, встречались редко в этом постоянно сжимающемся пространстве, так дай же Бог им удачи!

— Так значит, вы здесь по делу?

Эш заподозрил, что вопрос не так прост, как хозяин хотел бы его представить. Да, Джинти уж слишком внимательно рассматривал пятнышко на стойке (которое было там уже много лет, судя по его сверкающей отполированной поверхности).

— В общем-то, я приехал встретиться с преподобным Локвудом.

Джинти быстро вздернул голову, но смотрел он за правое плечо Эша — возможно, переглянулся с кем-то еще в баре.

— Я пришлю жену осмотреть вашу комнату, сэр, — сказал хозяин, и его голос звучал уже не так дружелюбно.

«Возможно, он не любит местного викария, — подумал Эш, потягивая пиво. — А может быть, недолюбливает разговоры о привидениях, снующих вокруг деревни, — это может привлечь много любопытствующих».

— Вы не подскажете, как мне найти викария? — быстро спросил он хозяина, когда тот уже собирался уйти.

Джинти задержался в дверях бара:

— Прямо по главной улице, пока не дойдете до развилки, — сухо проговорил он. — Идите направо, вверх до церкви Св. Джайлса. Дом викария чуть дальше. Большое каменное здание, вы сразу заметите.

— Это далеко?

— Минута или около того, если на машине. Минут десять, если пешком. К вашему возвращению комната будет, готова.

В его последних словах Эш уловил сожаление.

— Спасибо, — сказал он, но Джинти уже вышел.

Эш допил остатки водки, а потом пива. Выходя из бара, он заметил, что все посетители, не скрываясь, разглядывают его. И даже трое «шалберников» в пабе замолчали.

6

Он вышел на яркое солнце и осмотрелся по сторонам, впитывая в себя атмосферу деревни, вдыхая ее воздух, прислушиваясь к собственным чувствам. Он научился этому в недавние годы, после долгого — по сути дела, продолжавшегося почти целую жизнь — отрицания того, что его восприятие не такое, как у других, что часто он способен ощутить нечто, другим недоступное. Эта способность существовала всегда, но только три года назад ему пришлось признать ее реальность. До того случая скептицизм не давал ему понять самого себя. Нет, зачем он так упорно себя обманывал? Барьером был страх. Это из-за страха он отказывался признать свою особую способность. Пока не произошло нечто — нечто столь личное, столь истинное и незабываемое, что смело все его отрицания, все баррикады, и истина оказалась такой же ошеломляющей, как и пугающей.