Уильям Ходжсон - Дом в Порубежье

Однако звуки постепенно настолько растревожили меня, что я решил заново обойти весь низ дома, — хотя бы только для того, чтобы наказать себя за трусость, — ну а если не так, чтобы встретить опасность лицом к лицу. После обхода я решил подняться в свой кабинет: было ясно, что не может быть даже речи о сне, когда дом осажден полузверьми, полу… кто знает, чем были эти твари на самом деле… ясно было лишь, что они являются воплощением предельной мерзости.

Сняв с крюка кухонный фонарь, я переходил из подвала в подвал — из комнаты в комнату, через кладовую и угольную яму — по коридорам и закоулкам, которых так много в основании любого старого дома. И, наконец, обыскав каждый угол и всякую каморку, где могла бы спрятаться такая тварь, отправился к лестнице.

Поставив ноги на первую ступеньку, я замер, потому что вдруг как будто услышал какой-то звук, донесшийся из кладовой для хранения масла, что находилась слева от лестницы. Нервы мои были уже взведены до предела, и решительно шагнув ближе к двери, я поднял фонарь над головой и в какое-то мгновение убедился в том, что помещение пусто, — если не считать кирпичных опор, поддерживавших тяжелые каменные плиты свода. Я уже собирался уйти, уверенный в том, что ошибся; но тут свет фонаря отразился в двух ярких точках за высоким окном. Я постоял, приглядываясь, и тут они шевельнулись, поблескивая то красным, то зеленым огнем. Я понял — это глаза.

А потом за окном проступил силуэт одной из тварей: она держалась за прутья решетки и лезла вверх. Я подошел поближе к окну и высоко поднял фонарь, не имея — как будто — оснований для опасений: тварь конечно же не была способна справиться с прочными прутьями. Однако, понимая умом, что чудище не может причинить мне вреда, я вновь ощутил тот же жуткий страх, с которым познакомился неделю назад. Я ощутил, что глаза этой твари смотрят прямо в мои и настойчиво требуют… Я попробовал отвернуться, но не сумел этого сделать. Уже и окно, казалось, расплывалось в тумане. Должно быть, за ним появились еще одни глаза, а за ними другие… целое созвездие злобных жгучих светил манило меня к себе.

Голова моя плыла и пульсировала. И тут я ощутил острую боль в левой руке. Ощущение становилось сильнее и, наконец, буквально вынудило меня обратить на нее внимание. Напрягая все свои силы, я опустил долу глаза, тем самым разрушив чары. Оказалось, что неосознанно — в каком-то трансе — я схватился за раскаленное стекло фонаря и сильно обжег руку. Я вновь поглядел на окно: туманная дымка рассеялась, и теперь за ним маячили дюжины и дюжины адских харь. Во внезапном приступе ярости я замахнулся и швырнул лампу в окно. Разбив одно из стекол, она вылетела между двух прутьев наружу, в сад, разбрызгивая на лету горящее масло. Послышались сердитые крики, а когда глаза мои привыкли к темноте, я обнаружил, что за окном никого нет.

Кое-как собравшись с силами, шатаясь, я направился к двери и принялся подниматься, оступаясь едва ли не на каждом шагу. Я был ошеломлен — словно бы получил удар по голове. Руку мою жгло, душу наполняла слепая ярость, направленная против этих тварей.

Поднявшись в кабинет, я зажег свечи… отбрасываемый ими свет играл на ружьях, развешенных на боковой стене. Только тогда я сообразил, что все же не бессилен, и сила оружия столь же губительна для этих чудовищ, как и для обычных зверей. Я решил занять оборону.

Прежде всего, пришлось перевязать руку — боль становилась уже нестерпимой. Слегка уняв ее, я отправился к ружьям. Выбрал тяжелую винтовку — оружие надежное и испытанное — и, прихватив положенную амуницию, отправился на верх одной из венчавших дом башенок.

Оттуда ничего не было видно. Внизу темнел сад, а под деревьями лежали густые тени. Вот и все — что толку наугад стрелять в эту тьму. Оставалось дожидаться восхода луны и надеяться, что тогда я сумею достойно покарать осаждавших дом. Словом, я сидел тихо и старательно прислушивался. Шорохи в саду прекратились, лишь изредка до меня доносились случайный визг или хрюканье. Тяжелое безмолвие вовсе не радовало меня: кто мог сказать, какой дьявольщине предавались тем временем гнусные твари. Дважды я спускался из башни и обходил дом, но все было спокойно.

Лишь однажды со стороны Ямы послышался шум, словно бы в ней вновь случился обвал. Он вызвал недолгое — минут на пятнадцать — беспокойство и среди новоявленных обитателей сада. Но шум быстро улегся, и все вновь успокоилось.

Примерно через час над далеким горизонтом появилась луна. Со своего места я видел за деревьями ночное светило, однако не мог разглядеть, что тем временем творилось в саду. Лишь когда луна поднялась повыше, заглянув за край крыши, я заметил несколько Свинорылов, распростершихся возле стены дома. Чем они там занимались, мне не было видно, однако не следовало пренебрегать выпавшим шансом, и, хорошенько прицелившись, я выстрелил в того из них, кто находился как раз подо мной. Раздался пронзительный визг, а когда развеялся дым, оказалось, что существо это повалилось на спину и еще слабо дергалось. А потом застыло. Остальные исчезли.

Сразу же после этого от Ямы послышался громкий визг, не менее сотни голосов отвечали ему ото всех краев сада. Так я получил некоторое представление о численности врагов и понял, что дело приобрело куда более серьезный характер, чем можно было представить.

Безмолвствуя и наблюдая, я все время мучился мыслью: кто они? Откуда явились? Что из себя представляют? И что все это значит? Потом думы мои вернулись к тому видению — хотя я даже сейчас сомневаюсь, чтобы это было только виденье — что открыло мне Равнину Безмолвия. Что оно предвещало? И что означала эта тварь на Арене?.. О! Наконец я вспомнил о Доме, который видел в том безгранично далеком от Земли месте. О Доме, во всем повторявшем мой собственный, словно копия, сделанная с оригинала… впрочем, как знать, где копия, а где оригинал. Я и не думал, что…

Тут от Ямы донесся другой долгий визг, секундой позже за ним последовали два покороче. И сразу же весь сад загремел ответными воплями. Я быстро встал и перегнулся через парапет. В лунном свете казалось, что внизу повсюду задвигались пары живых земляничин. Они перемещались с места на место, словно несомые порывами сильного ветра, топот ног был слышен даже на крыше. Несколько раз я замечал в свете луны между кустов белесые силуэты и дважды стрелял. Во второй раз следом за выстрелом послышался короткий визг, полный боли.

Минутой спустя сады уже умолкли, только от Ямы доносились отзвуки истинного столпотворения. Временами над хриплой свиной речью, над общим шумом, возвышались гневные крики, им отвечало многоголосое хрюканье. Держат совет, решил я, обдумывают способ ворваться в дом. Значит, мои удачные выстрелы поистине раздосадовали их.