Александр Матюхин - Хэллоуин (сборник)

Он закрыл глаза, стало немного легче. Плевать на цветные пятна и круги, главное, улица не переворачивается вверх тормашками, и автобусы не летают. Он поймал себя на мысли, что неплохо было бы купить литр водки и прийти в квартиру, где существуют люди, до сих пор считающие себя его родителями. Водка была паролем, как у шпионов, и здорово повышала шансы отлежаться: без расспросов, приставаний и игры в воспитание…

Нет! Кит резко поднялся. Нет, и хватит здесь сидеть! Он не боялся, что его ищут, но случайные пэпээсники могли принять за пьяного, а он был не в настроении общаться с ментами. Сейчас часика два не курить, походить, воздухом подышать…

Он прошел по Советскому проспекту двести метров и вновь почувствовал себя нехорошо. Ливер мелко затрясся, в пузе закрутило, словно кишки наматывали на половник. Кит свернул во дворы, потом засеменил по обледенелому накату, как прогулочная лодка по речной зыби, и спрятался за здоровенным внедорожником. Выдох рвался из раскрытого рта зловонными облачками. Кит подождал немного, прислушиваясь к шевелениям внутри себя, и его вывернуло кровавым слизистым сгустком прямо в сугроб.

В сумерках, едва-едва разбавленных безжизненным светом фонарей над подъездными козырьками, кровь казалась черной. Капли срывались с губ ягодами черноплодной рябины и кропили снег рядом с неглубокой, словно обугленной, ямкой. Кит закашлялся, рвотные спазмы плющили и мяли желудок…

– Странные праздники, – произнес голос в кармане.

«Да уж», – согласился Кит, отплевываясь, а потом резко выпрямился.

Голова все еще кружилась, он оперся рукой о высокий, припорошенный снежком бампер джипа, оставив четкий подтаявший отпечаток ладони. Ноги ослабли в коленях и подрагивали, пот катился по позвоночнику под пуловером, надетым на голое тело.

«Так не бывает, – подумал Кит заторможенно. – Так просто не бывает!»

В кармане трепыхнулось, словно в насмешку: а ты проверь.

Кит вытащил глючный айфон. Экран светился. Плотный ярко-желтый конвертик с подписью «отправитель не определен» красовался в центре. Кит не собирался открывать сообщение. Выключенные телефоны не принимают сообщений, а выпотрошенные телефоны – без аккумулятора, без сим-карты – тем более. Пока он думал об этом, конвертик лопнул, как гнойник:

«Верни яблочко, верни. Ул. Гоголя, 13, Плесики».

Снежинки таяли на мягкой сенсорной панели, капельки сверкали крохотными радужными звездочками.

«Верни яблочко, верни…»

Неловким отталкивающим жестом Кит бросил айфон в сугроб и побежал по дворам, широко расставляя ноги, пьяной походкой утомленного пловца. Дома с облупившейся штукатуркой раскачивались, словно ржавые речные пароходы, навеки пришвартованные к берегу. Темные арки, провонявшие мочой и метками, безмолвно разевали беззубые пасти и дышали вслед колкими сквозняками. Резкие тени ломались в нагромождениях снега едва замаскированными капканами. Деревья торчали из сугробов черными, обгоревшими в морозном дыхании ветра остовами и тянули к нему скрюченные мертвые пальцы.

«Верни яблочко…»

Кит бежал, не разбирая дороги, чудом огибая припаркованные во дворах машины и ямы, вырубленные в накате до асфальта и канализационных люков. Голова пульсировала. В ушах тонко звенело. Воздух вокруг стремительно густел. Кит толкал его грудью, широко разевал рот, с силой втягивая в легкие прохладную патоку, но все равно задыхался. Несколько раз он сворачивал наугад, ныряя в проходы между гаражами, изрисованными торопливыми граффити. Нелепые крохотные собачки с лаем выкатывались под ноги. Кто-то гоготал и свистел ему вслед из темных углов. Ограды детских садов устраивали ловушки, остроконечными пиками подпирая невидимое небо. Узкие тропинки, словно ручейки, вновь собирались в речки дворовых проездов, по которым вчерашний ветер гнал застывшую мелкую волну. Все мелькало в снежной карусели. Затуманенное сознание едва успевало реагировать на детали. Мысли прыгали в голове, как жабы, и ни одну из них Кит не мог толком осознать, кроме такой: он хотел к маме…

«Ежики… моргают, – привычно одернул себя Кит. Он всегда так делал, когда детские страхи и слабость понуждали желать того, чего на этом свете не было. – Ежики моргают…»

Обычно это помогало, но не сегодня. В следующую секунду ему показалось, что он наглотался этих самых ежиков по самые гланды, и они, рассерженные тряской и бестолковой беготней, растревоженные в своем уютном гнезде, вдруг разом зафыркали, завозились и растопырили иголки во все стороны.

Боль заплела ноги. Сознание выключилось перегоревшей лампочкой. Тело еще пыталось устоять на ногах. Руки болтались, словно сломанные ветви, его потащило-повело вправо, в щель между припаркованными у сугроба автомобилями. Кит боком упал в снег. Ботинки проскребли накат, и тело сползло в густую тень, более густую и плотную, чем окружающие сумерки. Одна из машин мигнула оранжевыми огнями, но сигнал тревоги не подала…

В обмороке Кит пробыл недолго. Он открыл глаза и некоторое время рассматривал темноту под машиной, в которой угадывались трубы, рычаги и шланги. Слабый свет подползал под высоко сидящий кузов на массивных широких колесах, бампер нависал над Китом, как скальный карниз. Снег таял на губах, и Кит облизнул безвкусные пресные капли. Ежики еще ворочались внутри, но уже не топорщили иглы. И на том спасибо…

– Странные праздники, – послышалось неподалеку.

Кит ощутил тошнотворную пустоту у самого горла, как это бывает, когда пропустишь удар по копчику. Челюсти сжались, казалось, зубы вот-вот начнут крошиться.

– Странные праздники, – не унимался голос.

Парень заворочался, подтягивая колени к животу и толкая тело на снежный бруствер, как солдат в окопе. Руки проваливались в снег по локоть, подошвы скользили, но он поднимался выше. Кровь на снегу кажется черной – смазанные капли; отпечаток падения тела, вдавленный в сугроб, смерзшийся черный комок рвоты, словно кусочек угля. Кит ошалело смотрел на распашные двери «крузера»-восьмидесятки и отпечаток ладони на высоком бампере, который еще не успело присыпать свежей порошей. Его ладони…

В голове было ясно и холодно, ежики в животе затаились, осторожно шевеля крохотными ушками. Кит почувствовал их ожидание.

«Верни яблочко, верни…»

Кит выдохнул и полез наверх на четвереньках.

Через десять минут, набрав полные рукава и штанины снега, он съехал на проезжую часть двора, сжимая в покрасневших негнущихся пальцах мокрую коробочку. Сообщений пришло два. «Катись, катись, яблочко, по тарелочке» и «Верни, хуже будет». В этом Кит уже не сомневался. Не повезло так не повезло. Хреново горшочек сварил! Ой, хреново!