Галина Евдокимова - Самая страшная книга 2015 (сборник)

Мне почему-то стало безумно стыдно, и я начал торопливо засовывать молоток обратно за пояс, понимая при этом, как я глупо выгляжу.

– Чем могу быть полезен? – спокойно, без раздражения, повторил старик. Кажется, его даже забавляло мое замешательство.

– Мнэээ… – Я сделал неопределенный жест рукой зачем-то в сторону лестницы. – Вы уж это… извините меня, пожалуйста… просто тут мальчик…

– Какой мальчик?

Я снова помахал рукой.

– Такой… лысый.

– А, – сказал старик и задумался. – Так это вы.

– Кто – я? – осторожно спросил я.

– Ну вы, который…

– Что я?

– Пройдемте, – поманил меня старик.

Я помялся на пороге.

– Давайте, давайте, – приободрил меня хозяин. – Вам тут ничего не угрожает…

Я кисло улыбнулся.

Хозяин ловко развернулся и поехал в глубь квартиры. И я услышал тот самый скрип, который так напугал меня пару минут назад. Мне снова стало безумно стыдно.

– …во всяком случае, более того, что вам и так уже угрожает, – донеслось из кресла.

Хозяин осторожно прихлебывал чай из пиалы, для меня же было слишком горячо, поэтому я осторожно водил пальцами по краю чашки, как часто в гостях, попадая в неловкую ситуацию, то ли пить, обжигая язык и стараясь не морщиться, то ли тянуть время и отвечать на вопросы хозяев торопливым «пью-пью».

– Понимаете… – начал я осторожно. – Тут такая ситуация… я понимаю, глупо звучит…

– Очень многие мудрейшие вещи выглядят как совершеннейшая глупость, – улыбнулся хозяин, став похожим на сытого кота.

– Ну это само собой, – кивнул я, не желая вдаваться в демагогию. Я уже привык к тому, что местные аксакалы очень любили потрындеть за жизнь и пожонглировать обтекаемыми фразами. Некоторые из них могли бы с успехом сдать экзамен по философии – если бы знали о существовании такого предмета.

– Ну так что? – Карлик откинулся в кресле и сцепил руки перед собой.

– Понимаете, я вообще несколько не местный, – решил начать я издалека.

– Несколько? Мне кажется, что это слово тут не подходит. Человек может быть или местным, или неместным. Третьего не дано.

– Ну послушайте, какая разница? Ну я приезжий, живу тут с начала лета, скорее всего, через месяц уеду, какая разница?

– Огромнейшая! – поднял палец хозяин. – Огромнейшая. Вы не просто не местный, вы и не собираетесь становиться местным.

– Ну.

– То есть вы попросту чужой. Продолжайте.

– Да нечего продолжать, – угрюмо сказал я. Мне уже не хотелось ничего рассказывать. – Ко мне пришел лысый мальчик и захотел, чтобы я шел за ним. Я пошел. Он привел меня к вам. Если я ошибся, извините, я пойду.

– Вы, конечно, ошиблись, – кивнул старик. – Только вы никуда не пойдете.

Его мягкий тон мне не понравился. Я сразу вспомнил огромное количество фильмов ужасов, где как раз вот такие же благообразные интеллигентные обыватели расчленяли опрометчиво забредших к ним жертв и сопровождали свое действо вот как раз таким же мягким тоном. Я поерзал на диване. Рукоятка молотка уперлась мне в поясницу.

– Что вы хотите этим сказать? – как можно более безмятежным тоном переспросил я.

– Всего лишь то, что вы ошиблись. И что вы никуда не пойдете.

– В чем я ошибся? И почему не пойду? – Рукоятка, наверное, уже обеспечила мне синяк, но она придавала мне смелости.

– Ошиблись в том, что случайно сделали то, что ни в коем случае не надо было делать. А не пойдете потому, что вас с тех пор преследуют всякие непонятные вещи. И вы бы хотели от них избавиться.

Я, в этот момент дувший на чай, чуть не выронил пиалу из рук.

– Откуда вы знаете?

– Мне рассказали, – уклончиво, даже слишком уклончиво ответил хозяин.

– Кто? Сашка? – Хотя нет, какое отношение могла иметь моя племянница к этому человеку… но мальчик… как общий знакомый?

– Скорее, некоторые из тех, кто вас преследует.

– Кто они?

– Прежде чем ответить на ваш вопрос, – старик наклонился вперед и внимательно посмотрел мне в глаза, – я хотел бы задать вам свой. Верите ли вы в духов?

– Духи – нечто более сложное, чем мы можем себе даже представить, – говорил старик, задумчиво прихлебывая чай, словно речь шла о каких-то обыденных вещах. – Иногда о них стоит думать так же, как и о людях. Например, в вашем случае.

– В моем?

– Именно так. Возможно, что самое главное отличие их от людей – не в каких-то сверхъестественных особенностях или еще в чем-то подобном, нет. Самое главное – в том, что они чувствуют все то же, что могут чувствовать люди, но в сотни раз сильнее. И выражают свои эмоции так же, как и люди, – но тоже в сотни раз сильнее. И все.

– Это прекрасная гипотеза, да, – кивнул я.

– Это была бы гипотеза, если бы я написал по этому поводу диссертацию, – нехотя сказал он. – Но понимаете, советское время, все такое… да и сейчас вряд ли бы кто серьезно бы воспринял подобную тему.

– Да уж, – усмехнулся я.

– Я бы на вашем месте не улыбался бы, – сухо сказал старик. – Потому что к вам эта тема сейчас относится непосредственно. И кажется, не с самой приятной своей стороны.

– Вы хотите сказать, что я как-то связан с духами?

– Я не хочу вам это сказать, – спокойно ответил старик. – Я говорю вам это уже последние полчаса.

– Но… как?

– Механизм связи человека с духами малоисследован, сами понимаете…

– Да я не про это! С чего вы это взяли?

– А что, с вами не происходило ничего необычного в последние дни? Или даже… в последний день? – вкрадчиво спросил он.

Я промолчал.

– Ну вот видите, – развел он руками.

– Но как вы… узнали?

– Я же сказал, – покачал головой он, – мир духов очень похож на мир людей. В нем тоже есть сплетни. И кляузы. И даже интриги.

Он сидел в кресле ко мне спиной, смотрел в окно и говорил, говорил, говорил.

А я верил ему.

Мне просто больше ничего не оставалось.

– Надеюсь, вы знаете о том, что многие племена, ведущие первобытно-общинный образ жизни, испытывают панический страх перед тем, что их облик могут как-то запечатлеть? Джеймс Фрэзер в своей «Золотой ветви» приводит примеры того, как эскимосы нижнего течения реки Юкон в панике убегали от видеооператора, того, как пять дней приходилось уговаривать тепехуанов Мексики, чтобы те попозировали фотографу… Да что там они – как старухи с греческого острова Карцатос очень сердились, когда их рисовали! Много таких примеров, очень много… А довод у всех этих людей, проживавших и проживающих в самых разных частях света, один: они не хотят, чтобы их душа осталась на изображении. Дальше там идут разные нюансы – от того, что фотограф или художник может унести эту душу с собой и сотворить с ней что-то дурное, до того, что уже сам факт того, что душа отрывается от тела, может нанести человеку вред.