Лорел Гамильтон - Смеющийся труп

По всей квартире разносился запах крепкого кофе от моей кофеварки. Я сидела за небольшим столиком на кухне и потягивала горячий черный напиток. Колумбийский сорт. Свежие зерна прямо из морозильника, размолотые непосредственно перед варкой. Нет другого способа делать кофе. Хотя, когда прижмет, я готова пить его в любом виде.

Звонок в дверь. Я подскочила и пролила кофе на стол. Нервничаю? Я? Я оставила «файрстар» на кухонном столе, вместо того чтобы пойти открывать с ним. Видите, у меня нет паранойи. Я просто очень, очень осторожная.

Я посмотрела в глазок и открыла дверь. На пороге возник Мэнни Родригес. Он примерно на два дюйма меня выше. В угольно-черных волосах поблескивает седина, густые пряди обрамляют тонкое лицо с черными усиками. Ему пятьдесят два, и из всех, кого я знаю, за одним исключением, я предпочла бы, чтобы в трудной ситуации рядом оказался именно он.

Мы обменялись рукопожатием, так у нас заведено. Его ладонь была твердой и сухой. Он усмехнулся мне, и его белые зубы ярко блеснули на фоне загорелого лица.

— Я чувствую запах кофе.

Я усмехнулась в ответ:

— Ты же знаешь, что это весь мой завтрак.

Он вошел, и я по привычке заперла за ним дверь.

— Розита говорит, что ты совсем не заботишься о себе. — Он очень похоже изобразил брюзжание своей жены и ее намного более заметный, чем у него, мексиканский акцент. — Она не ест толком, такая худенькая. Бедная Анита, ни мужа, ни хотя бы друга. — Мэнни опять усмехнулся.

— Розита точь-в-точь как моя мачеха. Джудит просто изнывает от беспокойства, что я останусь старой девой.

— Тебе сколько, двадцать четыре?

— М-мм.

Он только головой покачал.

— Иногда я не понимаю женщин.

Теперь настала моя очередь усмехнуться.

— А я что, куриная печенка?

— Анита, ты же знаешь, я не имел в виду…

— Я знаю, я — один из парней. Я понимаю.

— В работе ты лучше любого парня.

— Садись. И дай мне влить в тебя немного кофе, пока ты опять не ляпнул чего-нибудь.

— Как с тобой тяжело. Ты же знаешь, что я имел в виду. — Он смотрел на меня; взгляд его карих глаз был прямым, а лицо — очень серьезным.

Я улыбнулась:

— Угу, я знаю, что ты имел в виду.

Я сняла с подставки одну из десятка моих любимых кружек и поставила перед Мэнни.

Он сидел, потягивая кофе, и рассматривал кружку. Она была красного цвета с черными буквами: «Я бессердечная сука, но свое сучье дело я знаю». Мэнни хихикнул.

Я попивала кофе из кружки, разрисованной пушистыми пингвинчиками. Ни за что бы в том не призналась, но это моя самая любимая кружка.

— Я бы на твоем месте принес эту кружку с пингвинами в контору, — сказал Мэнни.

Последняя блестящая идея, которая посетила Берта, заключалась в том, чтобы мы все пользовались на работе личными чашками. Он считал, что это добавит конторе домашнего уюта. Я принесла кружку с надписью серым на сером: «Это грязная работа, но меня заставляют ее делать». Берт заставил меня унести ее обратно.

— Обожаю подергать Берта за кольцо в носу.

— То есть ты собираешься и дальше приносить в контору запрещенные кружки.

Я улыбнулась.

— М-мм… — Он только головой покачал. — Очень признательна, что ты согласился съездить со мной к Доминге.

Мэнни пожал плечами.

— Не могу же я позволить тебе в одиночку встречаться с этим дьяволом в юбке.

Я нахмурилась, услышав это прозвище.

— Может, твоя жена ее так называет, но я с этим не согласна.

Он поглядел на пистолет на столе.

— И тем не менее ты берешь с собой оружие, просто на всякий случай.

Я посмотрела на него поверх кружки.

— На всякий случай.

— Если дойдет до того, что уходить придется со стрельбой, Анита, то палить будет уже слишком поздно. У нее там повсюду телохранители.

— Я не собираюсь ни в кого палить. Нам нужно только задать пару вопросов. И все.

Он ухмыльнулся.

— Por favor,[1] сеньора Сальвадор, не оживляли вы на днях зомби-убийцу?

— Брось, Мэнни. Я сама знаю, что это неловко.

— Неловко? — Он покачал головой. — Неловко, она говорит. Если Доминга взъярится, тебе будет больше чем просто «неловко».

— Ты не обязан ехать.

— Ты меня позвала, чтобы я тебя прикрывал. — Он улыбнулся той белозубой улыбкой, которая освещала все его лицо. — Ты не стала звать Чарльза или Джемисона. Ты позвала меня, Анита, и это лучший комплимент, который ты могла сделать старику.

— Ты не старик. — Я была абсолютно искренна.

— Моя жена постоянно твердит мне совсем другое. Розита запретила мне ходить с тобой на вампиров, но пока еще разрешает заниматься зомби. — На моем лице, должно быть, отразилось удивление, потому что он добавил: — Я знаю, что она провела с тобой душеспасительную беседу два года назад, когда я лежал в больнице.

— Ты чуть не отдал концы, — сказала я.

— А у тебя сколько костей было сломано?

— Просьба Розиты была вполне справедлива, Мэнни. У тебя четверо детей, о которых нужно заботиться.

— И я слишком стар, чтобы колоть вампиров. — В его голосе звучала насмешка, смешанная с горечью.

— Ты никогда не будешь слишком стар, — сказала я.

— Хорошая мысль. — Он допил кофе. — Пойдем-ка лучше. Не хотелось бы заставлять Сеньору ждать.

— Бог нам этого не простит, — кивнула я.

— Аминь, — заключил он.

Я смотрела на него, пока он споласкивал кружку в раковине.

— Ты что-то знаешь, но не хочешь мне говорить?

— Нет, — ответил Мэнни.

Я вымыла свою кружку, по-прежнему глядя на него, и почувствовала, что мои брови сами собой подозрительно хмурятся.

— Мэнни?

— Честное мексиканское, ничего не знаю.

— Тогда в чем дело?

— Ты же знаешь, что я был вудуистом прежде, чем Розита обратила меня в христианскую веру.

— Угу, и что?

— Доминга Сальвадор была не просто моей наставницей и жрицей. Она была моей любовницей.

Несколько мгновений я молча смотрела на него.

— Ты шутишь?

Его лицо было очень серьезным, когда он сказал:

— Такими вещами я не стал бы шутить.

Я пожала плечами. Кого только люди не выбирают себе в любовники! Не устаю поражаться.

— И поэтому тебе удалось так быстро договориться о встрече?

Он кивнул.

— Почему же ты не сказал мне раньше?

— Потому что ты могла попытаться пролезть туда без меня.

— Разве это так страшно?

Он уставился на меня своими карими глазами и очень серьезно произнес:

— Возможно.

Я взяла со стола пистолет и сунула его в кобуру под джинсами. Восемь патронов. В браунинге четырнадцать. Но будем смотреть правде в глаза: если мне понадобится больше восьми патронов, считайте меня покойником. И Мэнни тоже.