Дитя среди чужих - Фракасси Филип

– Закорючки? – спросил мальчик.

– Правильно,– ответил Хамада лишь секунду заколебавшись.– Я только недавно добавил эту карточку.

Генри кивнул и позволил себе слабо улыбнуться, подбодрив Хамаду.

– Генри, когда я снова возьму эту карточку, можешь, пожалуйста, назвать ее волной? Чтобы мы оба понимали, о чем ты.

– Хорошо,– ответил Генри.

Хамада благодарно улыбнулся и продолжил, поднимая карточки одну за другой, а Генри отвечал скучным монотонным голосом, словно повторял простые числа в сотый раз.

– Прямоугольник. Круг. Знак плюс. Круг. Круг. Э-э, волна. Звезда. Круг. Звезда. Волна…

Пока отвечал, мальчик смотрел в окно, на свои дрыгающиеся ноги, на потолок. Только один раз его взгляд метнулся к Хамаде, и то лишь для того, чтобы найти на лице врача удовольствие, а может, и гордость.

К радости Генри так и было.

Видео остановилось.

– Эти карточки прислал мне коллега из Колумбии,– сказал Хамада, отвечая на невысказанный вопрос.– Их называют картами Зенера, в честь доктора Карла Зенера, известного исследователя ясновидения.

– Что, простите? Ясновидения? – спросила Мэри.

– Изучение парапсихологических явлений. Также вам должны быть известны термины «паранормальные явления» и «телепатия».

– Как у ясновидящих по телевизору? – фыркнула Мэри.– Вы считаете, что после комы у Генри появилось… что? Особые силы? Генри теперь предсказывает будущее?

– Нет-нет, все совсем не так,– спокойно ответил Хамада.– Вы говорите об экстрасенсорности. Это способность видеть то, что нельзя увидеть органами чувств. Но мне кажется, что способности Генри больше походят на телепатию. Если говорить проще, он читает мысли. Например, карты Зенера. Генри не видит эти карты, он видит, как их вижу я.

– И все же, доктор,– сказала Мэри, и Дэйв услышал, как ее голос дрожит от эмоций,– я ценю ваш энтузиазм. Но, если честно, мы платим вам не за эксперименты над ребенком.

Хамада сузил глаза. Он наклонился вперед, сжав руки на коленях в кулаки.

«Полегче, доктор,– подумал Дэйв, иронично про себя ухмыльнувшись,– теперь нельзя давить». Он подумывал вмешаться, бросить Хамаде спасательный круг, потому что правда хотел услышать его мнение. А также он знал, что Мэри уважала людей, которые отстаивают свою точку зрения.

До определенной степени.

– Миссис Торн, эта терапия крайне важна,– сказал Хамада, оставаясь спокойным, на счастье Дэйва.– Она поможет мальчику понять, на что он способен, а сейчас он не понимает. Как и вы. Даже я едва могу это осмыслить. Если Генри осмыслит свои способности, ему станет проще жить. Он не будет думать о своем даре как о чем-то плохом, иначе ребенок может раздражаться или, что еще хуже, замыкаться в себе. Возможно, даже не любить себя. Очевидно, он особенный, но ему нужно понять свою уникальность, а не бояться ее.

Мэри открыла рот, чтобы ответить, но Дэйв вмешался.

– Доктор Хамада, насколько редок, насколько уникален дар Генри? Ведь, как и сказала Мэри, многие заявляют, что имеют такие способности.

– Верно,– сказал Хамада,– но лишь единицы из них проходили тесты под присмотром профессионалов, что смотрели на них через научную призму.

– В смысле, над ними не экспериментировали? – промямлила Мэри.

– Да, именно так.– Хамада подошел к столу, взял тонкий черный блокнот и отдал Дэйву.– Прошу.

Сбитый с толку, Дэйв открыл блокнот на первой странице. Он увидел имя Генри над чередой дат в шахматном порядке в левой колонке. Средняя колонка представляла собой аккуратный вертикальный ряд с цифрой 25. А рядом – такой же ряд из чисел 25.

– Что это? – спросил мужчина.

– Это результаты каждого теста, который я давал Генри с использованием карт Зенера, а также некоторые заметки других небольших, несущественных экспериментов. Здесь, на первой странице, можно увидеть, что он…

– На все ответил верно,– закончила Мэри, глядя поверх руки Дэйва.

– Да, двадцать пять из двадцати пяти, в те первые разы. Я не просто так об этом говорю, уж поверьте. Пожалуйста, просмотрите страницы.

Дэйв начал листать. Месяцы тестов. Даты были разными, но столбцы оставались прежними.

Все одинаковые. Везде 25. Дэйв тихо присвистнул.

– У Генри стопроцентный результат в каждом тесте, который я ему давал. Их уже были десятки, в течение многих недель,– Хамада наклонился вперед, понизив голос.– Средний исторический балл,– а мы говорим о десятках тысяч тестов, даже с теми испытуемыми, которых называют чрезвычайно одаренными, и их проверяли именно по этой системе,– составляет менее десяти процентов.

Дэйв поднял взгляд, и даже Мэри казалась пораженной.

– Так что отвечу на ваш вопрос, мистер Торн. Дар Генри, его сила и точность, невероятно уникален. На сегодняшний день о таком еще никто не слышал.

Дэйв посмотрел на Мэри и заметил, что ее скептицизм медленно рассеивается. «Хорошо,– подумал Дэйв и немного расслабился.– Если мы хотим сделать как лучше, надо поверить».

– А теперь позвольте показать последнюю запись,– сказал Хамада. Он подошел к шкафу и вставил в проигрыватель вторую кассету.– Обычно я не делюсь ни с кем личной информацией,– тихо продолжил он,– но сегодня я сделаю исключение.

– Личной? – переспросила Мэри.

Грустно улыбнувшись, Хамада нажал на «плей».

Генри больше не хотел играть в эту игру. Он устал, ему было скучно.

Часть его, можно сказать, плохая часть, которая ему не очень нравилась, хотела сжульничать. Назвать неправильный ответ на карточку, да на все карточки! Тогда им больше не придется играть в эту игру, и они вернутся к разговорам о мыслях и чувствах Генри, а не сидеть и разглядывать дурацкие фигуры на дурацком…

– Генри,– позвал Хамада,– ты готов?

Внимание Генри снова переключилось на врача. «Еще один раз,– сказал он себе.—Один раз я посмотрю на карточки, а потом мы еще немного поговорим. Он обещал».

Генри кивнул.

– Отлично. Поехали,– Хамада поднял карточку.

Прошла секунда. Потом еще одна. Генри ждал, когда появится изображение, как это и всегда бывало. Но что-то… блокировало его. Мешало. Он ничего не видел. Генри посмотрел на доктора, сосредоточился, полностью открыл внутренний глаз… Но там была стена мыслей – цветов,– которую он не мог обойти. Темно-зеленый туман, похожий на гороховый суп, окутал Генри, как плотное, непрозрачное облако.

Там было что-то еще, что-то глубокое, как слабо освещенный дорожный знак в густом тумане.

Имя.

– Доктор Хамада,– спросил Генри.– Кто такой Франклин?

Хамада опустил карточку и тяжело сглотнул.

– Что, прости?

– Вы думаете о человеке по имени Франклин. Очень, очень сильно,– сказал Генри, широко раскрыв глаза в притворном раздражении.

Доктор опустил карточку и на мгновение закрыл глаза. Когда они снова открылись, Хамада отвернулся от Генри к дальней стене, будто взгляд в сторону мог помешать Генри видеть.

Генри встал и подошел к доктору. Да, он все видел. Горчично-желтые, темно-зеленые, завитки черного отчаяния, окрашенные проблесками розового изумления. Франклин был человеком, которого любил доктор, и этот человек ушел. Была ссора.

– Вам грустно, да?

Тонкая слеза скатилась по щеке Хамады. Его удивленный взгляд снова метнулся к Генри, и он пораженно кивнул. Генри протянул руку и легонько похлопал врача по колену, детское лицо озарилось улыбкой. Затем он обвил маленькими ручками шею изумленного врача и прижал его к себе.

Хамада поставил запись на паузу.

Дэйв медленно осознавал то, что видел. Что все это значило.

– Франклин? – спросил он.

Хамада печально улыбнулся.

– Он много лет был моим партнером. Мы решили прекратить отношения в ночь перед моим сеансом с Генри. Я собирался устроить Генри обычный тест, но мои чувства… видимо, они перекрывали мысли. Я смотрел на карточки, но мой разум их не видел. Для Генри это, возможно, было все равно что пытаться увидеть луну сквозь тяжелые черные тучи, заволакивающие ночное небо и закрывающие ему обзор.