Комната с призраками - Монтегю Родс Джеймс
В перерыве между этим занятием Уильямс взял меццо-тинто со стола и, даже не взглянув на нее, протянул человеку, интересовавшемуся искусством. При этом он сообщил ему, каким образом она к нему попала, и добавил несколько деталей, которые нам уже известны.
Небрежно взяв ее в руки, джентльмен глянул на нее, а затем произнес с интересом:
– Какая прекрасная работа, Уильямс; по всей вероятности, относится к периоду романтизма. Свет выполнен в превосходной манере, по моему разумению, и фигура хотя и слишком нелепая, но очень впечатляет.
– Да, правда? – откликнулся Уильямс, который как раз в эту минуту был сильно занят – подавал компании виски с содовой – и потому не мог подойти и посмотреть сам.
Было уже совсем поздно, и гости как раз собирались уходить. После их отбытия Уильямсу было необходимо написать пару писем и доделать кое-какую работу. Наконец, где-то уже после полуночи, он решил закруглиться, зажег свечу и выключил лампу. Картина лежала на столе там, куда положил ее гость, последним рассматривавший ее.
Выключая лампу, Уильямс бросил на нее взгляд. И чуть не уронил свечу.
Потом он утверждал, что если бы в тот момент он остался в темноте, то упал бы в обморок. Но так как этого не произошло, ему удалось поставить свечу на стол и хорошенечко рассмотреть картину. Ошибки быть не могло – и хотя это, без сомнений, было просто невозможно, но это все-таки было.
Посредине газона, напротив неопознанного дома, находилась фигура, которой в пять часов того же дня в этом месте не было.
Она на четвереньках ползла к дому и облачена была в непонятное черное одеяние с белым крестом на спине.
Мне не известен идеальный способ разрешения подобной ситуации. Могу лишь доложить вам, что предпринял мистер Уильямс. Он схватил картину за угол и, пробежав по коридору, отнес ее в другую комнату. Там он ее затолкал в комод, запер комнату на ключ и улегся спать. Но прежде он написал подробный отчет, под которым подписался, о тех изменениях, которые претерпела картина, оказавшаяся в его владении.
Он долго не мог заснуть, но его утешила мысль, что поведение картины не зависит от его непрофессионализма. Очевидно, человек, рассматривавший ее сегодня, увидел то же самое, в ином случае Уильямсу пришлось бы прийти к выводу, что что-то серьезное происходит или с его глазами, или с его мозгами.
Когда сие предположение, к счастью, было отвергнуто, Уильямс решил сделать на следующий день два дела. Необходимо очень осторожно вынуть картину из комода, причем при свидетеле, и осуществить окончательную попытку установить, что это за дом. По этой причине надо пригласить к завтраку соседа Нисбета, а потом потратить утро на изучение географического справочника.
Нисбет был ничем не занят и прибыл в 9.30. Вынужден сообщить, что хозяин оказался одет не полностью, несмотря на столь поздний час. Во время завтрака Уильямс ничего не сказал о меццо-тинто, лишь упомянул, что хочет представить на суд Нисбета картину. Но те, кто знаком с университетской жизнью, в состоянии вообразить, сколько восхитительных тем могут затронуть в беседе за воскресным завтраком два члена Совета Кентерберийского колледжа. Все же мне придется признаться, что Уильямс был невнимателен, так как его мысли, что естественно, возвращались к картине, каковая в тот момент покоилась в комоде в комнате напротив.
Наконец утренние трубки были выкурены и настал момент, которого он так ждал. С необыкновенным – почти трепетным – волнением он побежал в комнату напротив, открыл комод, извлек картину и, не глядя на нее, вернулся обратно и сунул гравюру Нисбету в руки.
– А теперь, – молвил он, – Нисбет, мне бы хотелось, чтобы вы описали мне, что вы видите на картине. Только очень подробно. Зачем, я вам потом объясню.
– Ладно, – повиновался Нисбет. – Я вижу помещичий дом… английский, я полагаю… освещенный лунным светом.
– Лунным светом? Вы уверены?
– Абсолютно. Луна на ущербе – если вы нуждаетесь в деталях, – на небе облака.
– Отлично. Продолжайте. Клянусь, – произнес Уильямс в сторону, – что, когда я увидел картинку впервые, луны не было.
– Ну, здесь не так уж много, что описывать, – продолжал Нисбет. – У дома один… два… три ряда окон, пять в каждом ряду, за исключением первого – там вместо окна крыльцо, и…
– А фигуры? – полюбопытствовал Уильямс с растущим интересом.
– Тут нет никаких фигур, – ответил Нисбет, – но…
– Что! На газоне фигуры нет?
– Ни следа.
– Вы можете в этом поклясться?
– Разумеется. Но здесь еще одна деталь.
– Какая?
– Одно из окон первого этажа – слева от двери – открыто.
– Правда? О господи! Он, должно быть, влез туда, – воскликнул, сильно волнуясь, Уильямс и, бросившись к дивану, где сидел Нисбет, вырвал у него картину из рук, дабы удостовериться самому.
Нисбет говорил правду. Фигура отсутствовала, окно было открыто. Уильямс, потеряв от изумления дар речи, ринулся к письменному столу и стал писать. Затем он дал Нисбету два листа бумаги, первый из которых попросил подписать – то было описание картины, с которым вы только что ознакомились, а второй прочитать – он заключал рассказ Уильямса, написанный предыдущей ночью.
– Что это может значить? – вопросил Нисбет.
– Я бы и сам хотел это знать, – сказал Уильямс. – Во всяком случае я должен сделать одну вещь… нет, три вещи. Я должен выяснить у Гарвуда (это был ночной гость, рассматривавший картину), что видел он, потом эту штуку надо сфотографировать прежде, чем она снова изменится, а потом надо установить место.
– Я могу ее сфотографировать, – предложил Нисбет, – чем я и займусь. Но, знаете, такое ощущение, что мы присутствуем при какой-то трагедии. Вопрос в том: случилось ли она уже или еще случится? Необходимо установить место. Да, – продолжал он, снова разглядывая картину, – думаю, вы правы: он залез внутрь. И, если я не ошибаюсь, дьявол веселится в одной из комнат наверху.
– Вот что, – решил Уильямс, – покажу-ка я картину старине Грину. (Это был старший член Совета колледжа, который много лет выполнял обязанности казначея.) – Он наверняка знает, где это. У нас и в Эссексе, и в Суссексе есть владения, а он частенько наведывается в эти графства.
– Да, он, наверное, знает, – согласился Нисбет. – Только я сначала сфотографирую ее. Но послушайте, а ведь Грина сегодня нет. Его не было уже вчера вечером, и он, кажется, говорил, что уедет на воскресенье.
– Действительно, – вспомнил
