Джозеф Ле Фаню - Любовник-Фантом (сборник)

Благодаря такому материальному посреднику, как мозг, эти фантомы обретают силу, равную человеческой: могут ударить будто электрическим разрядом, могут убить, если мысль атакуемого не подымается над кругозором изначального убийцы, могут уничтожить самое могучее животное, если оно теряется от страха, но не способны повредить и очень немощному человеку, если его ум чужд страху, хоть плоть и содрогается. Поэтому встречая в старых книгах чародея, растерзанного злыми духами, которых он сам же вызвал к жизни, или более того, читая в восточных сказках, как некий маг убил другого благодаря тому, что превзошел его искусством, мы можем предположить, что это правда в известном смысле: положим, некое физическое существо, следуя своим дурным наклонностям, сообщает неким частицам, обычно бездействующим и безобидным, ужасную силу: так молния, скрытая в облаке и безопасная, вдруг, в силу естественных причин, делается видимой, и, обретя форму, испепеляет тот предмет, который ее притягивает.

— В ваших словах есть проблески могущественной тайны, — ответил мистер Ричардс. — Согласно вашим взглядам смертный, обретший упомянутую вами силу, всенепременно становится олицетворением зла и пагубных желаний.

— Если употреблять ее тем способом, который я описываю, это именно так, хотя я верю старым преданиям, где говорится, что невозможно повредить добру. Но подобный смертный может принести вред лишь тем, с кем породнился или кого подчинил себе. Я приведу пример, который согласуется с законами природы, хоть кажется безумней россказней ополоумевшего монаха. Вы помните, что Альберт Великий в подробном описании, как вызвать духов и как повелевать ими, усиленно подчеркивает то, что может быть усвоено и понято немногими: магом нужно родиться, а это означает, нужно обладать определенным складом от природы. Как нужно быть поэтом от природы. И очень редко люди, наделенные большой оккультной силой, наделены и высшей силой разума; как правило, они страдают каким-либо умственным изъяном или недугом. При этом им должна быть свойственна, причем в невероятной степени, способность мысленно сосредоточиваться на одном предмете, способность энергетическая, которую мы называем волей. Пусть ум не здрав, зато он чрезвычайно мощен, когда решает обрести желаемое. Я опишу вам человека, который наделен таким характером и соответствующими силами в невероятной степени. Пусть он принадлежит к верхушке общества. Я полагаю, что его желания — по преимуществу желания чувственные, и, значит, ему свойственно огромнейшее жизнелюбие. Он совершенный эгоист, и свою волю он сосредоточил на себе. Страсти его неуемны, ему неведома высокая и прочная привязанность, но он умеет страстно домогаться того, чего в сей миг желает; он может люто ненавидеть то, что ему мешает; он может совершать чудовищные преступления, не ведая раскаяния; проклятия ему ближе, чем сокрушения о содеянном злодействе. Обстоятельства, в которые он попадает благодаря своему характеру, способствуют невероятному проникновению в тайны природы, что на пользу его эгоизму. Он очень тонко подмечает, что выгодно его страстям, он производит тщательные расчеты не потому, что любит истину, а из любви к себе, и это укрепляет его талант ученого. Я опишу вам человека, узнавшего на собственном опыте власть своих знаний над другими, подчинившего свое тело силе воли и изучившего в естественных науках все, что способно эту силу увеличить. Он любит жизнь, страшится смерти и жаждет жить и жить. Вернуться в юность он не может, как не способен прекратить движение к смерти, но, будучи не в силах обрести бессмертие, он может приостановить, и так надолго, что это кажется невероятным, распад органических частиц, который и составляет суть старения. Год значит для него не больше, чем для иного час. Его могучая воля, тренированная по научной системе, «заведует» износом собственного тела. Он живет и живет. А для того, чтоб не казаться чем-то сверхъестественным и небывалым, он временами «умирает» в присутствии очевидцев. Измыслив способ, как перемещать богатство, удовлетворяющее его нужды, он покидает то или иное место, обдумав, как торжественно отметить погребение. Он объявляется в иных краях, живет неузнанным, не возвращаясь в те места, где совершались прежние события, пока не умирают все, что помнили его в лицо. Он был бы глубоко несчастен, будь он способен сочувствовать, но у него есть лишь он сам. Хороший человек не принял бы такого долголетия. И никому, хорошему или дурному, он бы не мог и не хотел доверить свою тайну. Подобный человек возможен, подобного я вижу сейчас перед собой! Герцог такой-то, придворный короля, деливший время между сластолюбием и интригами, между алхимиками и чародеями. Затем в минувшем веке — шарлатан, преступник, носивший имя менее известное и обретавшийся в том доме, который вы сегодня созерцали. Скиталец, вновь посетивший Лондон и ощутивший то же, что и вы, бродя ныне по улицам, где больше не вываживают скаковых лошадей. Чужак в школе божественно-мистического знания, чудовищный лик жизни в смерти и — смерти в жизни, я призываю вас покинуть селения и города здоровых и возвратиться на развалины погибших царств — назад в пустыни зла.

В ответ раздался шепот столь напевный, столь всесильно благозвучный, что завладел всем моим существом и против воли подчинил меня себе. Я разобрал слова:

— Последние сто лет я пробовал тебя найти. Теперь, когда я отыскал тебя, ты не уйдешь, пока я не узнаю то, что мне угодно. Тебе на час дается зрение, способное проникнуть в прошлое и приоткрыть завесу будущего. Всего на час — такого более не будет, как не было и прежде. То будет зрение сильного мужчины с энергичной мыслью, а не капризной слезливой барышни или болезненной сомнамбулы. Взмывай и зри!

При этих словах я ощутил, будто вознесся над собою на орлиных крыльях. Воздух стал совершенно невесомым, крыша более не ограждала комнату, и купол неба не был замкнут. Я вышел за пределы собственного тела, не знаю, где я находился, но где-то высоко — над временем и над землей.

Я вновь услышал благозвучный шепот: «Ты правильно сказал. Да, Силой Воли я подчинил себе великие секреты. Ты прав, с помощью Воли и Науки я могу отдалить старость, но смерть порою настигает и нестарых, могу ли я предотвратить несчастный случай из тех, что настигают и в расцвете лет?»

— Нет, несчастный случай — это Провидение. Провидение кладет предел любому человеческому волеизъявлению.

— Умру ли я в конце концов — пусть через многие века — из-за неотвратимого бега времени или по причине, которую я называю несчастным случаем?

— По причине, которую ты называешь несчастным случаем.