Тим Каррэн - Мертвое море (ЛП)
Люк с лязгом открылся.
Кук услышал на палубе над собой шаги.
Он понимал, что нужно спешить, но не мог себя заставить. Ибо всему был предел. Предел тому, что можно себе позволить делать. Он поднялся по ступеням, медленно и осторожно.
Остановился перед люком.
Тот был приоткрыт на два-три дюйма, и Кук вспомнил, как Гослинг орал на матросов за то, что они оставляют люки открытыми. Боже милостивый, те вызванные в памяти проклятия принесли что-то вроде утешения.
Кук толкнул люк. Он был готов всадить пули в любое живое существо, пусть даже если это даже будет Маковски. Но на палубе никого не было. Все вокруг было окутано тенями, стрелы кранов возвышались, как пики каких-то чужеродных надгробий. Кук вдохнул запах моря и тумана. Туман был гуще, чем раньше, и клубился, как грозовые облака. Сиял и искрился, отбрасывая на судно холодный, похожий на лунный, свет.
Кук шел по палубе, глядя во все стороны. Инстинкт самосохранения подсказывал ему повернуть назад. Маковски исчез, поэтому можешь вернуться к себе в каюту, - говорил внутренний голос. - Потому что здесь ничего нет, вообще ничего...
И там на самом деле ничего не было.
Ничего, кроме желтоватого света, испещренного тянущимися во все стороны тенями. Вот только звук он определенно слышал. Это был голос женщины. Либо твари, которая притворялась ею. Она пела свою панихиду. То громко, то тихо. То чисто, то грязно. Этот звук метался по палубам, эхом отдаваясь среди надстроек. Его источник мог быть на носу, на корме или даже в трех футах от вас.
Шаги.
Скрип.
А потом... о, господи, что это было?
Звук движения, беспокойный царапающий топоток по ржавой металлической палубе. Словно сотни карандашей постукивали одновременно, и Кук понял, что это была она. Это она издавала тот звук, топот тысячи паучьих ног.
Шлюпочная палуба.
Да, теперь Кук видел.
Там была тень... тень Маковски, падающая на переборку в призрачном, мерцающем сиянии тумана. Кук не видел его, только эту тень. Она выглядела неподвижной и искусственной, словно ее владелец был манекеном, а не человеком. Статуя, не более того. Пение стало громче, топот множества ног.
Кук направился к лестнице, ведущей на шлюпочную палубу... и остановился.
Он снова почувствовал тот едкий, озоновый запах. Резкий и тошнотворный, он заполнил его разум болезненным, всепоглощающим теплом, и парализовал на каком-то первобытном уровне.
Кук замешкался.
Голос был громким, очень громким. Сладким, греховным и каким-то успокаивающим.
Кук встряхнулся, поставил ногу на лестницу... и замер.
Она приближалась.
На самом деле, Кук видел не совсем ее, и уже был благодарен за это. Он видел лишь ее тень, приближающуюся к Маковски. Его же тень оставалась неподвижной, словно вырезанный из черной бумаги силуэт. Ее тень была сгорбившаяся, скрюченная, выпуклой формы. Какой-то гибрид, совсем не похожий на женщину. Скорее на две женщины, забравшиеся в джутовый мешок и пытающиеся выглядеть естественно. Но чем бы она ни была, во что бы ни мутировал безумный разум Лидии Стоддард, питавшийся тьмой и окоченевшими воспоминаниями, она не была естественной. Она двигалась, скрючившись и покачиваясь. Издавая потрескивание, как статическое электричество, постукивая тысячей коготков по тысяче переборок... повизгивая, скрипя и шелестя.
Кук почувствовал, будто что-то в нем умирает.
Делает последний вздох и рассыпается тлеющими костями. Одного взгляда на тень Лидии Стоддард было достаточно, чтобы отравить разум. Чтобы высосать свет из души... Но взгляда на нее саму, во плоти, шевелящуюся, извивающуюся, с холодным, беспощадным голодом в глазах... хватило бы, чтобы начисто лишить рассудка.
Кук понял, что нужно бежать.
Понял, что нужно убираться, пока он не увидел то, что будет мучить его в кошмарах сильнее, чем то, что он уже видел. Но он должен был посмотреть. Его думающий мозг требовал доказательств.
И Кук получил их.
Получил в тот момент, когда легкие у него наполнились криком, рвущимся наружу жалким, безвоздушным выдохом.
Когда тень женщины оказалась в паре футов от Маковски... она раскрылась, расцвела паучьим садом, взорвалась жутким скоплением извивающихся, щелкающих конечностей, тянущихся словно руки. И схватила Маковски.
А потом Маковски закричал... закричал во все горло. Закричал так, словно холодные металлические крючья вытягивали из него кишки. Возможно, это было не так и далеко от истины. Кук отвернулся. Тени над ним слились в пощелкивающий, стрекочущий клубок, в котором что-то дергалось, рвалось, крутилось и вибрировало, словно иглы швейной машинки.
Когда Кук заскочил обратно в люк, он услышал влажный, мясистый хруст а потом звуки всасывания.
Он побежал.
Бежал вниз по лестнице, не чувствуя под собой ног. Нашел коридор. Его разум словно отключился, содержимое желудка просилось наружу. Но Кук понимал, что если остановится, если даст коленям почувствовать под собой склизкую, покрытую грибком палубу, а желудку - прочиститься, на этом дело не закончится. Он будет исторгать из себя все, пока на полу не останется лежать лишь пустая оболочка, подрагивающая, задыхающаяся и совершенно обезумевшая.
Нельзя останавливаться. Нельзя колебаться. Ничего этого нельзя.
Он добрался до кают и принялся колотить в двери, переборки, во все, что подворачивалось под руки.
И когда лица обитателей появились, Кук произнес:
- Собирайтесь... Пакуйте все. Мы валим на хрен из этого проклятого морга. Немедленно...
25
Они спешили.
Никто не задавал вопросов. Они сделали то, что сказал им Кук. Потому что знали, что только очень веская причина могла заставить его покинуть "Циклоп". Они действовали, как команда. И это было полезно для них, поскольку прибавляло сил. Крайчек всецело включился в работу. Он был рад покинуть этот корабль-призрак вместе со всеми его кошмарами. Они собрали одеяла и спасательное снаряжение, наполнили три лампы керосином и взяли свечи.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});