Виктор Точинов - Графские развалины

А сам понял: смотрящий в спину некто приближается. Осторожно, но достаточно быстро. Не раздавалось ни малейшего звука, не чувствовалось даже ничтожного колебания воздуха, однако Кравцов не сомневался: враг уже рядом. Почти за спиной. Словно включился третий глаз, или внутренний локатор, или еще какое-нибудь шестое чувство – расстояние до пришельца определялось очень точно…

Кравцов напрягся, приготовился, продолжая спокойно что-то говорить и сам уже не понимая своих слов.

Пора!

Он резким толчком швырнул на землю Аду. Прыжок, разворот и удар слились в одно движение.

И все кончилось. Замах прорезал пустоту. За спиной – никого. И поодаль, насколько можно было рассмотреть во мраке, – никого. Ощущение враждебного взгляда бесследно исчезло.

Похоже, Ада испытала нечто похожее, По крайней мере, никаких попреков за отправивший ее на землю толчок не последовало. Он собрался извиниться – и не успел. В небольшом отдалении зазвучали голоса.

– Фу-у-у… – разочарованно протянул в темноте юношеский фальцет. – Мышиное дерьмо какое-то откопали.

В темноте? Да нет, не совсем. В направлении, откуда донеслись звуки, виднелся свет, – едва заметный, желтоватый и слабый. Секунду назад его не было.

Фальцету ответил другой голос, звучный и уверенный:

– Стружка. Сгнила вся… Что стоишь, давай, выбрасывай! Да не лопатой, руками!

Наконец-то рядом появились живые люди. Но Кравцов и Аделина не поспешили к ним с ликующими криками. Что за странные ночные раскопки в странном месте?

Да и голоса звучали неправильно. До источника света было не менее полутора сотен метров. Разговор же, казалось, доносился с расстояния вдесятеро меньшего. С абсолютно пустого места. Шуточки ночной акустики? У Кравцова имелось сильное подозрение: и акустика, и прочие точные науки этой ночью и в этом месте отправились отдохнуть.

Они медленно и осторожно двинулись в сторону источника света. Стоило сначала понять, что тут происходит, – и лишь затем объявлять о своем присутствии.

Разговор ночных тружеников меж тем продолжался – и, странное дело, зазвучал теперь гораздо тише. Полное впечатление, что собеседники мгновенно удалились туда, где мерцал желтый свет. Реплики стали неразборчивыми, но голоса остались те же – фальцет и уверенный баритон.

Диалог оборвался, когда Кравцов и Ада крадучись преодолели две трети пути и начали различать отдельные слова. По крайней мере слова «рыжье» и «брюлики», произнесенные баритоном, Кравцов слышал ясно. Кладоискатели? Или наоборот, зарывают ценности в укромном месте? Незваных зрителей и в том и в другом случае ждет прием не самый радушный… Стоит ли вообще подходить?

Ничего решить он не успел. Впереди прозвучал хрип – приглушенный и булькающий. На несколько секунд повисла томительная тишина. Затем ночь разорвал истошный вопль. Кто-то орал и орал, не то от нестерпимой боли, не то от смертельного ужаса – без слов, на одной ноте.

Они застыли. Вопль не смолкал, но постепенно становился слабее, словно вопящий человек стремительно удалялся. Затем – неожиданно – все стихло.

Ада сорвалась с места. Понеслась вперед. После секундного колебания Кравцов догнал ее, побежал рядом. Каким бы страшным и мерзким ни оказалось то, что ждало их впереди, томительная неизвестность была еще хуже.

Ничего особо кошмарного – на первый взгляд – впереди не обнаружилось. Путь преградила свежевырытая траншея. Тусклый свет вырывался с ее дна – словно желтое сюрреалистичное сияние испускала сама земля. Или нечто, в ней сокрытое.

Они заглянули вниз. На дне валялся фонарь – длинный и толстый, похожий на дубинку. Надетый на рефлектор желтый светофильтр придавал освещению налет таинственности.

Чуть дальше в траншее виднелся ящик приличных размеров. Наверху невдалеке темнел силуэт трактора. И все. Людей поблизости не было.

Обрадовавшись нормальному источнику света, Кравцов спрыгнул и тут же вылез с трофеем обратно. Снял фильтр – луч яркого, чуть синеватого света устремился вдаль.

Он посветил во все стороны. Никого. Кричавший, надо понимать, уже далеко. Что же так его напугало?

Сноп света выхватил из темноты трактор. Ничего необычного: самая заурядная «Беларусь» с навесным ковшом. Правда, теперь такая техника встречается все реже и реже, ныне строители предпочитают безотказные «катерпиллеры» и «хитачи»…

С обретенным мини-прожектором в руке Кравцов почувствовал себя куда увереннее. Даже пошутил, кивнув на трактор:

– Не желаешь прокатиться с ветерком? Я с грехом пополам могу управлять этой каретой.

Ада ответила, кусая губы:

– Ты еще не понял, Кравцов? Надо отсюда убираться. Немедленно. На свете есть нехорошие места, где можно и нужно сделать лишь одно: уйти как можно быстрее, ничего не трогая. И никогда не возвращаться.

– Ну нет… Пока не разберусь, что к чему, шагу отсюда не ступлю.

С этими словами он направился к «Беларуси». Ада глубоко вздохнула и пошла следом.

Двигатель оказался горячим. А ведь звук работающего трактора они не слышали. Но Кравцов такие пустяки уже не смущали: он был уверен, что главная разгадка где-то рядом и способна объяснить всю кучу мелких странностей и неприятностей.

Очередную неприятность долго ждать не пришлось. Поток света, уверенно рассекавший ночь, стал слабеть на глазах. Черт возьми, и здесь садятся батареи. Действительно, какая-то аномальная зона, как губкой высасывающая энергию…

Он торопливо выключил фонарь, надеясь сберечь последние остатки на самый крайний случай. Подождал, пока глаза вновь привыкнут к темноте. В голове вертелись обрывки смутных воспоминаний, связанных как раз с долиной Славянки, с траншеей и с трактором «Беларусь». Когда-то и от кого-то он слышал именно о таком сочетании. Но ничего конкретного не вспомнилось. Попробовал спросить Аду – та упрямо молчала, не сказав в ответ ни слова.

– Да уйдем, сейчас уйдем отсюда, – попытался успокоить ее Кравцов. – Только взгляну вполглаза, что они тут раскопали.

От траншеи остро пахло свежей землей – словно здесь разрыли не суховатый суглинок, а самый натуральный чернозем, богатый перегноем. Вновь включенный фонарь затеплился еле-еле. Кравцов долго всматривался в непонятную кучу на дне раскуроченного ящика. Потом перевел гаснущий луч чуть в сторону. Тени сместились. Стал виден светлый шар черепа. Ящик оказался гробом.

Реакцию Кравцов продемонстрировал нетипичную: рассмеялся глухим, безрадостным смехом.

Он наконец вспомнил.

– ПИ-НЕ-ГИН, – по слогам произнес Кравцов. – Точно, его звали Пинегин… А я-то гадал, где слышал эту фамилию…