Кошмары - Ганс Гейнц Эверс
Раздались трубные звуки, и четверо юношей начали состязание в беге; впереди всех бежал быстроногий Фоант. Гиркан отстал от него на небольшое расстояние, и дельфийцы стали кричать ему, потому что это был единственный дельфиец, остававшийся еще среди состязающихся. Перед самой целью Гиркан перегнал всех, в несколько прыжков обогнал Ликорта и прибежал первый под торжествующие крики дельфийцев, которые радовались, что их борец будет участвовать также и в метании диска. Рабы принесли стальные снаряды, каждый – весом в восемь фунтов. Хрисогон бросал первый; войдя на маленький постамент, он согнул верхнюю часть туловища и откинулся немного вправо. Медленно отвел он руку назад, затем сделал быстрое движение вперед и бросил диск, который полетел в воздухе, описывая широкую дугу. Гиркан бросал свой диск два раза, и он упал на десять шагов дальше диска его противника. Теперь наступила очередь ловкого Фоанта, но так как тот не мог бросить так далеко, как Гиркан, то должен был выйти из числа состязающихся.
Наконец двое первых вышли на середину арены для единоборства. С их тел вытерли полотенцами пот и пыль и заново умастили их елеем. И вот они начали борьбу. Элатеец схватил своего противника за бедро и приподнял его, стараясь повалить. Но Гиркан толкнул его своим железным лбом в щеку, так что тот зашатался только. После этого он схватил левую руку Хрисогона и так крепко сдавил ее пальцами, что тот закричал от боли и во весь рост растянулся на арене. Два раза возобновлялась борьба, и каждый раз Гиркан оставался победителем. Элатейцы топали ногами и шикали, но зато дельфийцы кричали от радости и торжественно отнесли на руках своего героя к судьям. Один из судей наложил Гиркану на голову белую шерстяную повязку, а другой дал ему пальмовую ветвь; Мерной, старший жрец, украсил его венком Аполлона из плюща, который один из юношей нарезал золотым ножом.
Вокруг Гиркана образовался кружок из любопытных; гимнасты, пришедшие из других областей, щупали мускулы на его руках и осматривали его бедра.
– Если бы его бег был лучше, то я взял бы его на будущий год на состязание в Истме, – сказал, передернув плечами, афинянин.
Коринфянин подошел к Гиркану вплотную, опустился перед ним на колени и осмотрел его щиколотку и ступню.
– Пойдем со мной в Коринф, – сказал он, – я буду упражнять тебя в беге. Обещаю тебе: если пробудешь у меня шесть месяцев, то получишь на состязаниях сосновую ветвь Посейдона!
Глаза Гиркана засверкали.
– Иди с ним! – закричали дельфийцы.
Все сидели за трапезой, празднуя победу. В верхнем конце стола возле судей и жрецов сидел Гиркан; рядом с ним – коринфский гимнаст, который не отходил от него ни на шаг. Вокруг всего стола, тесно друг возле друга, собрались дельфийцы и их гости.
Но вот выступил Корета в праздничном наряде, с лирой в руках. Медленно, как во сне, прошел он мимо гостей к жрецам. Гиркан вскочил, чтобы очистить возле себя место своему другу, и он приветствовал его, заключив в свои сильные объятия.
– Ты хочешь петь? – спросил он. – Иди сюда! – И он поднял его на скамью. – Тише, друзья, Корета хочет петь!
– Тише! Он хочет воспевать Гиркана! – воскликнули дельфийцы.
Корета начал, но он вовсе не воспевал своего друга. Он рассказал об одном тихом вечере, когда он со своим стадом расположился на равнине у подножия Парнаса. Он сосчитал коз, одной не хватало. И он отправился разыскивать ее; он поднялся высоко на скалы. Наступила ночь, и разразилась страшная непогода. Молнии ударяли в скалу, и гром гремел так сильно, что горы содрогались. Но он поднимался все выше, он перепрыгивал через зиявшие пропасти и бесстрашно поднялся по отвесной скале.
Непогода стала утихать; он медленно пробирался по густому сосновому лесу. Что это так быстро пронеслось мимо него? Он наклонился вперед и увидал лесную нимфу, которая быстро бежала по склону горы. Она громко взывала о помощи, и ее зеленые волосы развевались по ветру. Едва касаясь земли, она бежала по лесу, но вот перед ней разверзся обрыв. И тут он увидел ее преследователя; это был Пифон, громадный крылатый дракон с длинным змеиным телом и отвратительной рыбьей пастью. Он извергал из своих ноздрей огонь и дым и уже прижимался сладострастно своей чешуйчатой плотью к коленям нимфы.
– Помогите, помогите! – молила она.
Тут Корета услыхал крик, раздавшийся среди сосен:
– Касталия!
– Сюда! Помогите! Сюда! – взывала нимфа.
Ветви раздвинулись, и из чащи выбежал юноша.
Он был без бороды, у него были короткие курчавые волосы и большие сияющие глаза. Нагой, без щита, с одним только копьем в руках, бросился он на чудовище. Дракон расправил крылья и, извергая из ноздрей и пасти целые тучи дыма и пламени, устремился на юношу со страшным фырканьем. Юноша бросил в дракона копье и пронзил им глаза и мозг чудовища. Потом он бросил тело мертвого Пифона в узкое ущелье между двумя отвесными скалами.
– Благодарение тебе, Аполлон! – сказала трепещущая нимфа.
– И ты благодаришь меня только словами, красавица? – сказал бог. – Я уже давно люблю тебя, но ты бежишь от меня, робкая.
– Я люблю одного пастуха, – ответила нимфа.
– А я люблю тебя! – воскликнул убийца Пифона, бросаясь к нимфе.
Однако Касталия выскользнула из его рук и, не произнеся ни слова, быстро побежала вниз по склону горы. Но Деметра, мать богов, сжалилась над ней: она превратила нимфу в источник, который быстро заструился по крутому склону горы. Тогда бог преклонил колени и поник головой, крупные слезы потекли из его глаз и смешались с Кастальским Источником. И он лобзал воду, и пил ее, и намочил ею свой лоб и свои кудри.
Потом он встал, и в ночной тишине раздалась его песнь, жалобная песнь, полная тоски по утраченной возлюбленной.
Корета умолк, и вокруг него долго царило молчание. Но вот вскочил Гиркан.
– Он лжет! – воскликнул он. – Он лжет! Он подлый обманщик и лжец! Я был с ним, когда мы искали козу; это была черная коза элатейца Олибрия-скорняка! Мы пошли вместе, Корета и я, в горы, но никакой непогоды не было, небо было ясное, вечер был тихий! Не было ни разверстых пропастей, ни дракона, ни нимфы, ни бога – ничего, ничего этого не было! Я пошел один в горы, а он должен был с собакой обыскать миртовый лес. Но он сел на камень и заснул. Всю ночь я проискал козу и наконец под утро нашел ее. Когда я