Алексей Атеев - Код розенкрейцеров

– Это вряд ли.

– И я так думаю.

Раздался выстрел.

– Слушай, папаша, дело-то плохо. Пока мы с тобой прохлаждаемся, они нас окружат и перещелкают, как перепелов. Один стреляет, как бы отвлекая, другой подползает. Патронов, надо думать, у них хватает. Я в сторону, а ты сиди здесь.

Чуть левее шалаша берег образовывал песчаную складку, за которой можно было укрыться. Валек передвинулся туда, и вовремя. Жуков на корточках крался к шалашу. Услышав движение, он наугад выстрелил и рухнул в траву.

– Косо, – прокомментировал Валек. – А вот ты, земляк, у меня на мушке.

Жуков вскочил и, бросая тело из стороны в сторону, словно танцуя, стал приближаться к Вальку.

Валек выстрелил, но промахнулся, и в этот момент правее, почти на самом берегу, выросла фигура Седова.

– Справа! – закричал Коломенцев.

Валек обернулся и дважды выстрелил. Седов охнул, выронил пистолет и рухнул на песок, но и Жуков времени не терял. Пользуясь тем, что напарник отвлек противника, он всадил две пули в Валька. Тот упал на колени, бессмысленно посмотрел на Коломенцева и рухнул лицом в песок.

– Ну все, старик, поднимайся! – приказал Жуков, приближаясь к Коломенцеву. Он поднял пистолет. – Наворотил ты делов, а зря…

Мукомол встал с земли и, не глядя на своего противника, отодвинулся к костру. Тетрадь с записями Пеликана он продолжал сжимать в руке.

– Ни шагу дальше, паразит! Шевельнешься, кончаю! Где бумаги?!

Коломенцев швырнул тетрадь в тлеющие уголья костра.

– Ах ты, гад! – пистолет поднялся на уровень глаз, и мукомол понял: настал последний час.

В это мгновение далеко в стороне раздался негромкий треск, словно стреляли из детского пугача. На лбу Жукова вспыхнула крошечная красная звездочка, на мгновение лицо его выразило невероятное изумление, и майор рухнул, словно подкошенный. Потрясенный Коломенцев увидел, как из травы поднимается Чекмазов. Старик не спеша приблизился к шалашу и оглядел впечатляющую картину. На песке, совсем близко друг от друга, лежало три тела. У Седова шляпа слетела с головы и укатилась в воду. Теперь она мерно покачивалась на мелкой озерной волне, словно неведомое водоплавающее. Сам же Седов равнодушно упер незрячие глаза в небо. Жуков лежал ничком. Кровь медленно вытекала из его головы, черными кляксами застывая на светлом пиджаке.

В момент перестрелки Олегов лежал в траве, накрыв голову руками. Сколь долго все продолжалось, пять минут или час, он не представлял. Все это время он думал только о семье. Если его сейчас подстрелят, что будет с детьми? Выстрелы гремели один за другим. Краем сознания Егор уловил короткий вопль Седова и понял – дело движется к развязке. А он? Когда все кончится, что будет с ним? Он – нежелательный свидетель для кагэбэшников. Какая им разница, одним трупом меньше или больше. А если победят те, Коломенцев и второй, уж они точно не помилуют. Вспомнят и прошлые дела, и то, что привел убийц к шалашу.

Все его действия заслуживают пули, это он понимал. Вел себя как последняя гнилушка. Причина – страх за собственное благополучие. И вот теперь, когда все решилось с обычной для этой страны простотой – пуля – и точка, Олегов вдруг понял: поведи себя по-другому, не идя на поводу у собственного малодушия, все могло быть иначе. Не наведи он тогда этого рыжего на Коломенцева… Но поздно!

– Эй, вставай! – услышал он незнакомый голос. Олегов поднял голову.

Над ним стоял старик в просторном прорезиненном плаще. Где-то Егор его видел. Ах да! Это же тот самый рыбак, который рассказывал, как нужно ловить линей. И он среди действующих лиц. Или случайно оказался на этом месте?

– Вставай, брат, – повторил старик, – нечего лежать, лихорадку подхватишь, – он засмеялся. – Все кончилось… или только начинается…

Егор неуверенно поднялся и огляделся. Его глазам открылась поистине впечатляющая картина. На песчаном берегу озера лежали трупы. Тут же столбом стоял мукомол. И при этом июльский день сверкал всеми своими красками: синели безоблачные небеса, искрилась вода, шуршала под слабым ветерком прибрежная осока. Залитые кровью тела казались инородными телами, вклеенными прихотливой рукой в радостный пейзаж, чтобы осквернить самое бытие, нарушить его целостность, напомнить, что скоро наступит ночь и все переменится.

– Идем за мной! – приказал старик.

Олегов нехотя двинулся к берегу.

– Здрасьте, – искательно произнес он, втянув голову в плечи.

Коломенцев ничего не ответил, даже не посмотрел в его сторону.

– Этот жив, – сказал старик, осматривая Валька, – нужно перевязать и утащить отсюда. Чего вы стоите истуканами? Ты, – обернулся он к мукомолу, – стягивай свою шикарную сорочку, пойдет на бинты, а ты, – его указательный палец уткнулся в Егора, – ступай в лес, найди там две жерди: соорудим носилки. И не вздумай сбежать! Последствия будут неописуемы. Понял?!

Олегов кивнул и побрел в лес.

– Ну а вы, интеллигент, – обратился старик к мукомолу, – двигайтесь, или он кровью истечет. Кстати, в этом молодом человеке, – он ткнул пальцем в лежащего Валька, – я узнаю вашего недавнего противника. Вы, как я понял, уже успели подружиться? Однако быстро. Еще вчера приканчивали друг друга, а нынче общая проблема сплотила. Бывает.

– Я… тетрадь, – Коломенцев ткнул пальцем в костер, – она как будто вам адресована? Сгорела…

– Черт с ней. Рубашку, живо!

Чекмазов скинул плащ и склонился над Вальком.

– Ранения у него весьма серьезные, может не выжить. А это очень плохо. Но, если поспешим, возможно, поможем.

Рыбак сноровисто разорвал рубашку мукомола на полосы и стал перевязывать Валька.

– Тетрадка эта… – он не договорил, – да где же ваш второй друг?

– Он мне не друг, – отозвался Коломенцев.

– Друг не друг!.. Этот тоже был вашим врагом. Все течет, все меняется… А вот и товарищ Олегов.

Егор тащил две сухие лесины. Чекмазов мельком взглянул на них.

– Пойдет. Ветки только обломайте.

Через пятнадцать минут из жердей и длинного брезентового плаща были сооружены импровизированные носилки. На них уложили Валька, Егора поставили впереди.

– Потащили! – скомандовал Чекмазов.

– Но куда?

– Да вон к нему в дом, там видно будет.

Валек слабо застонал.

– Давайте быстрее, – поторопил рыбак, – парень, похоже, кончается.

– А с этими что делать? – Коломенцев указал на трупы.

– Нехай валяются.

Из пригородного поезда на перрон станции Забудкино спустилась весьма пестрая компания. Инвалидное кресло, в котором сидел бледный молодой человек, везла одетая в черное пожилая женщина с хмурым замкнутым лицом, рядом шла стройная брюнетка, одетая очень хорошо, если не роскошно. Похоже, и она не выражала восторга от дачной идиллии. Замыкала шествие приятная молодая женщина, светловолосая, с румяным лицом и большими серыми глазами. Похоже, она и была главной в этой пестрой компании. Как уже, наверное, понял читатель, это были брат и сестра Донские и Катя Десантова.