Артем Каменистый - Радиус поражения

Больше потерь не было – грузовик враги не потревожили: он без проблем добрался до обговоренного по радиосвязи места сбора. Судя по всему, им действительно нужна была только самоходка – расстреляв машину, завязшую в пруду, они потеряли к группе Рощина интерес.

Самоходка ремонту не подлежала – повреждения были такие, что Егорыч не заштопает за остаток жизни. Но странное дело – свинки не тронули атомный снаряд. Так и остался лежать в возимом боекомплекте – с собой его не забрали, и не пытались повредить.

Снаряд, это первое, что бросилось Тохе в глаза, когда они вышли к месторасположению отряда Рощина. Все такой же, кремовый, аккуратненький – ни царапинки. И надпись «БЕЗ ГМО» все так же краснеет – полковник не стал приказывать ее стирать: видимо оценил незатейливый юмор. Покоится на родной тележке. Неужто вручную тащили от самого пруда?

Расположились, кстати, неплохо. Живописное и удобное местечко. Треугольная полянка с маленьким мелким озерцом, со всех сторон нависают кроны высоких деревьев, укрывая танк и грузовик от летающих глаз врага. Легкий дымок поднимается от кучи углей, греющих подвешенное ведро с водой, рядом, присев на ящик, Викторовна чистит молодую картошку. На втором ящике сидит Рощин – тоскливо-обреченно уставился на снаряд.

При виде Тохи полковник поднялся, устало произнес:

– Жив? Ну и хорошо. А что за дите с тобой?

– Сестра это моя – Ксенией зовут, – спокойно ответил Тоха.

Бабка при виде девочки устроила кипеж, чуть ли не в педофилии Тоху упрекая. Мол, переодеть не догадался, не помыл по дороге, не покормил само собой, и вообще, чуть ли не удавить шнурками намеревался. Ребенка у Тохи конфисковали. Ну пусть старуха сама теперь попробует приодеть девчушку – в солдатские кирзачи размером больше чем ее рост, и в шинель с такими же проблемами.

Выпросив у Тараса кусок мыла и начатую пачку порошка, Тоха направился к озеру. Берегись водоем и его обитатели – химическая атака приближается. Если Тоха смоет с себя всю въевшуюся копоть и грязь гниющего города, да еще и постирается… Хана всем карасикам настанет.

Сперва быстренько обмылся, избавившись от основных наслоений грязи. Затем занялся одеждой. С ней пришлось повозиться долго, да и вряд ли отстирается до блеска. Ничего – сойдет и так: ему не в театр в ней идти. Развесив тряпье по кустам на самом солнцепеке, занялся своей кожей всерьез – долго оттирал с помощью мыла, песка и травы. Голову драил четыре раза, причем последний раз с порошком стиральным – уж очень хотелось избавиться от самых мельчайших въевшихся частиц убитого города.

Закончив с гигиеной, расположился на бережку, подставив брюхо солнышку. Часа два, и одежда просохнет – жара плюс ветерок тому способствуют.

На глаза легла тень – сзади кто-то подошел. Обернувшись, Тоха увидел Рощина. Полковник смотрел на него как-то странно, сочувственно, и очень устало.

– Что случилось?

Рощин помялся, и неуверенно ответил. Да ничего. А с тобой вот что?

– Не понял?

Присев рядышком, полковник, уставившись на гладь озерца, пояснил:

– До города своего ты смотаться успел. Шустро. Гранат у тебя на разгрузке не осталось, автомата нет, обойм к пистолету тоже не видать. Ну и самое главное – сестра твоя почему-то оказалась братом. Мальчик это.

Тоха не удивился:

– Вот оно как… Ну да – грязный ужасно: поди пойми какого пола. Да и молчал все время.

– Не хочешь со мной ни о чем поговорить? Иногда помогает, – предложил полковник.

– А вы что – в психоаналитики подались? Резко профессию сменили. Да и странно – снизошли до такой никчемной личности, как я.

– А все равно делать больше нечего, – честно признался Рощин. – Все закончилось.

– Снаряд-то у вас остался, – возразил Тоха.

– Это да. Только вот где найти к нему пушку… Егорыч место вроде знает, да и я помню многое, но не факт, что там осталось что-нибудь. И далеко очень. Сомневаюсь, что сумеем ее оттуда дотащить. Мы и здесь-то ничего не сумели. Эх… А ведь совсем немного осталось… Не повезло.

– А починить никак не получится?

– Нет. То, что она теперь никуда не уедет, не беда – могли бы тягач найти, и тащить за собой. Но сама артсистема… Считай, там только ствол и остался. Передок снарядом разнесло, потом из крупняка прошили все, что только можно. Блок малого дизеля даже пробить ухитрились. В пруду том поганом сплошной слой масла теперь. Онищенко предлагает попытаться прорваться к институту на танке, и там рвануть снаряд вручную. Думаю вот, как бы это организовать…

– Онищенко другого не предложит…

– Согласен. Спасибо, кстати, что вернулся. Решил помочь, или некуда податься было?

– Почему некуда? Место найти можно… А нужно ли… Что с Синельниковым?

Рощин, нахмурившись еще больше, ответил очень тихо:

– Хороший врач его заштопает. А без врача… Он сильный… Мы друзья давние… Не знаю даже, сколько он протянет. Мы ведь ничем ему помочь не можем…

– Может среди беженцев врача и встретим. Надо надеяться – не сдаваться. И товарищ полковник – предложение у меня есть. Взаимовыгодное.

– Ты о чем?

– Да вот, пересмотрел я некоторые свои взгляды на жизнь и решил кое-что в них изменить. Хочу стать таким как вы.

– Не понял?

– Для начала, я хочу научиться убивать. Ну или называйте это «воевать». И сразу оговорю: научить меня надо быстро и качественно. О покойниках плохо не говорят, но лейтенант Чижов учил меня плохо. Да и сам, похоже, не очень был…

– Я тоже не Рембо…

– Догадываюсь. Но я способный ученик. Кто знает – может когда-нибудь превзойду учителя. Или учителей – я хочу научиться от всех вас лучшему. Буду прилежно стараться – вы во мне не разочаруетесь. Главное желание – а у меня оно есть.

– Да уж… крепко тебя… заговорил, как парторг по бумаге… Научить попробовать можно, только вот не пойму – ты ведь говорил о взаимовыгодном предложении.

Тоха, сев, уставился Рощину в глаза, и четко, очень серьезно произнес:

– Вы меня учите убивать, а я вам подскажу простой способ, как можно выстрелить по институту даже из в хлам раздолбаной пушки.

* * *

Собрались все – даже бабка с мальчонкой на коленях присутствовала, и кошка рядом с ней пристроилась. Лишь Синего не хватало – лежал в кузове грузовика на толстом слое сосновых веток, застеленных брезентом в два слоя. Тоху выслушали молча – даже Егорыч ни звука не проронил, хотя глазами сверкал будто боевыми лазерными установками.

Тоха самолюбие слушателей не щадил:

– Вы народ, просто привыкли работать как положено, и если что-то неожиданно резко пошло наперекосяк, впадаете в ступор. Простейшие вещи не замечаете. А вот я замечаю – я привык не упускать ничего из виду. У вас голова забита всей этой гидравликой, прицелами, откатными устройствами, электроникой и прочими сложными вещами. Если оно все вдруг выходит из строя, вы мыслите шаблонно: «Как бы это побыстрее подлатать?» А сознание таких дилетантов, как я, свободно от оков профессионализма. Мне эти все сложные железяки и провода непонятны, я их не понимаю. Я знаю лишь одно – пушка должна выстрелить. И знаю способ, как это сделать.