Дин Кунц - Призрачные огни

Затем, приникнув к трупу у двери в мужской туалет, он на какое-то время совершенно перестал сознавать себя существом с интеллектом, существом с прошлым и будущим. Он погрузился в полубессознательное состояние, в котором единственными воспринимаемыми им ощущениями были запах и вкус крови. Он смутно слышал дробь и бульканье дождя, но эти звуки казались ему скорее внутренними, чем внешними, скорее сопутствующими изменениям, которые продолжали происходить с его артериями, венами, костями и тканями.

Из этого состояния его вывел визг. Он поднял голову от разорванного горла своей добычи, куда только что погрузил свою пасть. На углу строения стояла женщина, широко раскрыв глаза и прижав к груди руку, как бы защищаясь. Если судить по ее сапогам, джинсам и ковбойской рубашке, она приехала с тем парнем, которого Эрик только что убил.

Эрик понял, что пожирал свою добычу, и эта мысль не испугала его и не вызвала отвращения. Ведь не удивится и не возмутится же лев по поводу своей собственной жестокости. Вследствие ускоренного метаболизма он испытывал голод, подобного которому не знал никогда, и ему требовалась питательная еда, чтобы унять этот голод. Он нашел такую пищу в мясе своей жертвы, точно так же, как и лев находит то, что ему нужно, в плоти газели.

Женщина снова попыталась закричать, но не смогла издать ни звука. Эрик поднялся с трупа. Облизал испачканные кровью губы. Женщина кинулась прочь, в дождь и ветер. Шляпа с нее слетела, белокурые волосы развевались – единственное светлое пятно в грозовых сумерках.

Эрик бросился за ней. Он получал необыкновенное наслаждение от того, как стучат сначала по бетону, а потом по песку его ноги. Разбрасывая брызги во все стороны, он промчался через автостоянку, с каждой секундой приближаясь к женщине.

Она бежала к бледно-красному пикапу. Оглянулась и увидела, что он уже близко. Очевидно сообразив, что не успеет подбежать к пикапу, завести его и уехать, она свернула и бросилась к шоссе, по-видимому надеясь получить помощь от водителей проезжающих машин.

Погоня оказалась короткой. Он швырнул ее на землю, когда она еще не успела добежать до края автостоянки. Они вместе покатились по воде, достигающей до лодыжек. Женщина отбивалась изо всех сил, стараясь достать до него ногтями. Он вонзил свои острые, как бритва, когти ей в руки, прижав их к бокам, и она дико закричала от боли. Отчаянно борясь, они перекатились еще раз, и здесь он окончательно прижал ее к земле, холодной, несмотря на теплый воздух.

Глядя вниз на беспомощную женщину, Эрик на мгновение удивился, что его жажда крови уменьшилась, сменившись плотским голодом. Он отдался во власть этому голоду, как только что отдался жажде крови. Лежащая под ним женщина поняла его намерения и безуспешно попыталась сбросить его. Ее крики боли сменились пронзительными воплями ужаса. Вырвав свои когти у нее из руки, он разорвал ей рубашку и положил свою темную, уродливую, нечеловеческую руку ей на грудь.

Она перестала кричать. Смотрела на него пустыми глазами, потеряв голос, дрожа, парализованная ужасом.

Секунду спустя, содрав с нее брюки, он нетерпеливо достал свой член из джинсов. Даже в своем безумном желании овладеть женщиной он осознал, что стоящий член в его руке не может принадлежать человеку: он был огромным, странным, кошмарным. Когда взгляд женщины упал на этот чудовищный орган, она отчаянно, со стоном зарыдала. Наверное, думала, что отворились врата ада и оттуда вышли демоны. При виде ее ужаса и явного малодушия его похоть еще больше взыграла.

Буря, начавшая было стихать, снова набрала силу, как будто создавая зловещее сопровождение тому жестокому акту, который он готовился совершить. Дождь поливал их. Вокруг плескалась вода. Через несколько минут он убил ее. Сверкали молнии, отражаясь в залитой водой автостоянке, и вытекающая из женщины кровь казалась матовыми пятнами нефти на воде.

После того как он убил ее, он принялся насыщаться. Когда он наелся и его примитивная потребность потеряла свою остроту, та его часть, которая сохранила интеллект, снова взяла верх над диким зверем. Очень медленно Эрик осознал опасность того, что его могут увидеть. На шоссе было мало машин, но, если одна из них остановится на автостоянке, его обязательно заметят. Он поспешно оттащил мертвую женщину за угол бетонного строения и спрятал в зарослях мескитового дерева. С трупом мужчины он поступил так же.

Ключи от пикапа торчали в зажигании. Со второй попытки машина завелась.

Эрик прихватил с собой шляпу ковбоя. Теперь он натянул ее поглубже на голову, надеясь, что она скроет его странное лицо. Приборы показывали, что бензиновый бак полон, так что ему не придется нигде останавливаться до Вегаса. Но если водитель встречной машины разглядит его лицо… Он должен быть настороже, ехать аккуратно, не привлекать внимания и бороться с той ужасной эволюцией, которая упорно превращала его в безмозглого зверя. Он должен помнить, что следует отворачивать лицо, если появятся встречные машины или кто-то возьмется его обгонять. Если он примет все меры предосторожности, плюс шляпа и рано сгущающиеся из-за бури сумерки, возможно, никто и не обратит на него внимания.

Он взглянул в зеркало над приборной доской и увидел пару разных глаз. Один был бледно-зеленый с узким вертикальным оранжевым зрачком, горящий, как раскаленный уголь. Второй был больше, темнее и… многогранный.

Это поразило его так сильно, как ничто другое за последнее время, и он быстро отвернулся. Многогранный? Настолько чуждый, что даже думать об этом страшно. Ничего подобного не встречалось ни на одном этапе человеческой эволюции, даже в те древние времена, когда амфибии, хватая ртом воздух, впервые выползли из моря на сушу. Вот оно, доказательство, что его тело не просто шло назад в эволюционном процессе, не просто пыталось выразить то, что скопилось в человеческих генах за всю историю существования, нет, его генная структура пошла вразнос и придает ему такую форму и сознание, которые ничего общего не имеют с человеческой расой. Он становился чем-то иным, не рептилией, не обезьяной, не неандертальцем, не кроманьонцем, не человеком европейского типа, чем-то настолько странным, в чем у него не хватало ни мужества, ни любопытства разобраться.

Теперь, когда он будет смотреть в зеркало, он постарается, чтобы ему видна была только дорога сзади и ни в коем случае не какая-то деталь его собственной внешности.

Он включил передние фары и выехал с автостоянки на шоссе.

Рулевое колесо казалось чужим его изуродованным, чудовищным рукам. Вождение автомобиля, которое должно было быть для него таким же привычным, как ходьба, сейчас стало совершенно необычным действием, да и очень трудным, он едва справлялся. Он покрепче сжал руль и сосредоточился на шоссе, убегающем вперед от дождя.