Майкл Грубер - Тропик ночи

Его взгляд на время. Каждый миг времени находится во власти невидимого мира, м'доли, существующего вне обычного времени и пространства. Ифа — хранитель времени, вот почему мы обращаемся к нему за предсказаниями, но он также и хранитель прошлого. А почему прошлое надо охранять? — задает вопрос неофит в моем лице. Улуне смотрит на меня с огорчением во взоре. Потому что оно может быть изменено. Однако это адонбана. Действие, которое причиняет миру страдания, переводит он. Причина наших странствий. Как я понимаю из дальнейшего, это и причина переселения оло из Ифе, великолепного Ифе, в это место, Даноло, что можно перевести словами «где люди должны остаться». Я загораюсь, полагая, что вот сейчас он изложит мне величайшую тайну, но Улуне этого не делает. Просто сказал, что сообщит мне обо всем, когда я буду в этом нуждаться. А как мне узнать, что я в этом нуждаюсь? Ты это узнаешь, заявил он и больше ничего не добавил.

Я спросила, как можно изменить прошлое. Оно свершилось, и все. Разве что в собственной памяти можно его изменить. Улуне осторожно постукивает пальцами меня по лбу. Жанна, Жанна, как же ты не можешь понять? Следует небольшой курс онтологии оло — философии их бытия. Реален только м'арун, потусторонний мир. Здешний мир, м'фа, — всего лишь видимость, тени, игра. Философия Платона в Африке! Но это подарок ориша. Они позволяют нам, чародеям, играть с ним, как отец позволяет маленькому сыну играть со своим копьем или луком. Но не пользоваться ими. Не ломать их. Мы должны соблюдать дебентчуайе. Новое слово, оно значит «гармоническая связь». Именно благодаря ей и существуют вещи? А что происходит, если чародей этого не соблюдает? Тогда приходит ориша, говорит Улуне. Я возразила, что ориша приходят постоянно. Ифа является в качестве оракула, Эшу приходит, чтобы отворить ворота, ориша вселяются в своих медиумов во время церемоний йоруба… Нет-нет, говорит он, я имею в виду, что ориша приходит сам, не дух его, как в церемониях йоруба и сонгаи. Истинный ориша. А что происходит потом? — спрашиваю я. Он пожимает плечами. Это зависит от обстоятельств. Несчастье. Великое проклятие. Я спрашиваю, видел ли он сам такое когда-нибудь. Однажды, ответил он, очень давно. И не хочу увидеть снова.

Глава двадцать седьмая

Они сидели в отделе убийств за письменным столом Барлоу. Паз изложил Барлоу всю историю с самого начала, опустив сверхъестественные подробности или смягчив их и переведя в рациональный план. Барлоу посидел молча, переваривая услышанное, а Паз тем временем испытывал знакомое и неприятное чувство неуверенности.

— Ты больше никому не рассказывал об этом, Джимми?

— Никому, счел за лучшее рассказать первым долгом тебе.

— Хорошо, — раздумчиво произнес Барлоу. — Давай посмотрим, верно ли я тебя понял. Здесь у нас находится под замком леди, которая выдавала себя за Тьюи, но на самом деле она Джейн Доу. Она замужем за Де Уиттом Муром, знаменитым писателем, а он находится в нашем городе и участвует в постановке своей пьесы в театре «Гроув», но в то же время занимается этими убийствами, поскольку он к тому же африканский колдун-лекарь, и убийства плюс каннибализм и есть для него самое важное. Есть предположения, что он наделен необычными способностями, у него имеется шайка соучастников и некий наркотический африканский порошок, при помощи которого он одурманивает свои жертвы и тех, кто эти жертвы охраняет. Это он убил Мэри Доу два года назад, хоть мы и установили, что у него вроде бы неопровержимое алиби. Итак, опять эти африканские порошки. Я ничего не упустил?

— Но ты этому не веришь, так?

— Я бы не сказал. Я верю, что ты заполучил настоящую Джейн Доу и что этот тип Мур — убийца. Это хорошо. Что касается прочего… оно весьма невероятно.

— Невероятно? Некоторое время назад не ты ли утверждал, будто сам Сатана сорвался с цепи в округе Дэйд?

— Что он сорвался с цепи, нет никакого сомнения, — ответил Барлоу, нимало не уязвленный. — Но это не тот факт, который я мог бы предложить вниманию прокурора штата. Предоставим кесарю кесарево, изложив начальству объективные свидетельства и ту версию, которую они должны проглотить, а не выплюнуть. Но твоя барышня не кажется мне надежным свидетелем.

— Так поговори с ней сам! Проверь свои предположения. Замешана она в преступлениях или нет, она все еще защищает его в связи со всей этой знахарской колдовской чепухой. — Паз невесело рассмеялся. — Помешанная? Давай я приведу к тебе эту помешанную.

Джейн Доу перевели из камеры предварительного заключения в комнату для допросов. Паз наблюдал за тем, как Барлоу разговаривает с ней в своей обычной спокойной и эффективной манере. Ни единого саркастического замечания, ни малейшей демонстрации собственного превосходства, просто два человека беседуют. Магнитофон включен, ведется запись. Паз наблюдал это много раз, и его выводило из себя, что сам он так не умеет и вечно старается дать подозреваемому понять, будто он, Паз, важная птица и его не обведешь вокруг пальца. Он знал, что это глупо, но не мог справиться с собой и грыз себя, называя плохим полицейским, которому никогда не добиться доверия подозреваемого и не распутать дело.

История, которую Джейн рассказывала, была в точности та же самая, какую Джимми слышал от нее, однако более подробная и более связно изложенная. Барлоу спрашивал ее, где она была в те ночи, когда происходили убийства. У Джейн не существовало алиби в случае с убийствами Уоллес и Варгас; что касается убийства Эйлис Пауэре в «Милано», Джейн сказала, что была в тот вечер на бембе.

— Повторите, пожалуйста.

— Бембе — это ритуал сантерии, — объяснила Доу. — Люди танцуют, и к ним нисходят ориша, это духи, они временно вселяются в людей и делают предсказания, дают советы.

— И вы получили совет от этих духов, мэм?

— Да. Мне было сказано, что, прежде чем закрыть дверь, надо открыть ее. И что я должна привезти отцу желтую птичку. Мне дан был совет уехать по воде.

— Это воистину интересно. И что вы намерены предпринять?

— Пока не знаю. Ифа нередко говорит загадочно. Вполне понятен только совет о поездке по воде.

— По воде, хм? Почему же вы не последовали совету?

Паз заметил, что Барлоу доволен собой. И что самое примечательное, довольна была и женщина. Выражение ее лица просветлело, поэтому Паз пригляделся к ней с уже большим интересом. Такое худое, с выступающими костями лицо вряд ли могло бы появиться на обложке журнала, но ей все же стоило бы заняться своей наружностью и одеждой; у нее, видимо, нет вкуса. Паз предпочитал женщин со вкусом. И стилем. А у этой не прическа, а настоящее стихийное бедствие.