Стивен Кинг - Жребий Салема

Слушая Мэтта, Бен оживал на глазах. На его лице появилась решимость, а на губах заиграла улыбка.

– Да, именно так! – прошептал он. – Только начать надо прямо сегодня же вечером и не ждать до завтра. Прямо сейчас…

Мэтт протянул руку и сжал плечо Бена с неожиданной силой.

– Нет, не сегодня. Сегодня мы проведем день вместе – вы, я, Джимми, отец Каллахэн и Марк с родителями. Теперь он знает… и боится. Только глупец или святой может решиться приблизиться к Барлоу, когда он бодрствует под покровом ночи. А мы не относимся ни к тем, ни к другим. – Мэтт прикрыл глаза и тихо продолжил: – Мне кажется, я начинаю его узнавать. Я лежу здесь, в больничной палате, и разыгрываю из себя Майкрофта Холмса, стараясь перехитрить его, поставив себя на его место. Барлоу жил долгие столетия и крайне умен. Но вместе с тем, судя по его письму, он очень самонадеян, что вполне объяснимо. Его эго росло, как растет жемчужина, слой за слоем, пока не стало всеобъемлющим. Его распирают гордыня и тщеславие, а жажда мести должна быть безмерной. Ее надо бояться, но в то же время ее можно и нужно использовать.

Мэтт открыл глаза и, торжественно обведя всех взглядом, поднял крест.

– Это остановит его, но может не остановить тех, кого он в силах использовать, как использовал Флойда Тиббитса. Мне кажется, сегодня ночью он постарается уничтожить нас – всех или кого удастся.

Он перевел взгляд на Джимми.

– Думаю, что отправить Марка и отца Каллахэна к родителям мальчика было ошибкой. Им следовало позвонить и позвать сюда, ничего не объясняя. А теперь мы разделены… и я особенно волнуюсь за мальчика. Джимми, надо им позвонить. Прямо сейчас!

Тот поднялся:

– Хорошо.

Мэтт посмотрел на Бена.

– А вы останетесь с нами? Будете бороться?

– Да, – заверил Бен хриплым голосом и повторил: – Да!

Джимми вышел из палаты, спустился на пост медицинской сестры, нашел в справочнике номер Питри и набрал его. Однако в трубке раздались не привычные сигналы вызова: доктор с ужасом услышал характерный писк, возвещавший о повреждении линии.

– Опоздали! – громко воскликнул он.

Старшая медсестра удивленно подняла глаза и, увидев выражение его лица, испугалась.

Генри Питри был образованным человеком. Он получил степень бакалавра в Северо-Восточном университете, магистра – в Массачусетском технологическом институте и защитил диссертацию по экономике. Оставив престижную преподавательскую работу в колледже, он занял руководящий пост в крупной страховой компании – отчасти из интереса и отчасти из-за выгодных финансовых условий. Ему хотелось проверить, работают ли на практике высказанные им теоретические идеи. Оказалось, что работают. К следующему лету он намеревался сдать экзамен на дипломированного бухгалтера, а еще через два года – на адвоката. Сейчас его непосредственной целью было добиться к восьмидесятым годам высокой должности в структуре федерального правительства в сфере экономики. Своей непохожестью на других Марк был обязан не отцу: того всегда отличала удивительная рациональность и железная логика, и мир его был отлажен, как безупречный часовой механизм. Будучи сторонником Демократической партии, на выборах 1972 года он тем не менее поддержал республиканца Никсона, но вовсе не потому, что верил в его честность: Генри не раз говорил жене, что Ричард Никсон – примитивный мелкий жулик с навыками магазинного воришки. Просто его соперником от демократов был Джордж Макговерн, которого Генри считал слабоумным летчиком, способным пустить экономику страны под откос. К массовым выступлениям и контркультуре конца шестидесятых Генри Питри относился с мягкой терпимостью, поскольку был уверен, что у них нет будущего из-за отсутствия финансовой базы. Его любовь к жене и сыну была лишена восторженности, но зато отличалась прочностью и верностью. Он был рационалистом до мозга костей, верившим в себя и законы физики, математики, экономики и (в меньшей степени) социологии.

Историю, рассказанную сыном и городским священником, Генри выслушал, потягивая кофе и прерывая их уточняющими вопросами, когда изложение становилось путаным или скомканным. Казалось, что чем невероятнее становились факты и чем сильнее его жена Джун приходила в возбуждение, тем спокойнее становился он сам. Когда в восьмом часу Марк и отец Каллахэн закончили свой рассказ, Генри Питри вынес свой вердикт, уместившийся в четыре слога:

– Невозможно!

Марк со вздохом посмотрел на отца Каллахэна и произнес:

– Я же говорил!

Он действительно предупреждал об этом, когда священник вез его в своей старой машине домой.

– Генри, ты не считаешь, что мы…

– Подожди!

Эта команда вкупе с поднятой вверх рукой заставила жену замолчать на полуслове. Она села рядом с сыном и, обняв за плечо, притянула к себе. Мальчик не сопротивлялся. Генри Питри благожелательно взглянул на отца Каллахэна и мягко произнес:

– Давайте попробуем вместе развеять ваше заблуждение как разумные люди.

– Боюсь, что это невозможно, – не менее доброжелательно отозвался тот, – но попытка не пытка. Мы здесь, мистер Питри, потому что Барлоу угрожал конкретно вам и вашей жене.

– Вы действительно пронзили тело девушки колом сегодня днем?

– Не я. Это сделал мистер Миерс.

– А тело еще там?

– Его бросили в воду.

– Если это правда, – заключил Питри, – то вы втянули моего сына в преступление. Вы это понимаете?

– Понимаю. Но это было необходимо. Мистер Питри, вам нужно просто позвонить Мэтту. Мистер Берк сейчас в больничной палате…

– У меня нет сомнений, что ваш свидетель подтвердит рассказанное вами, – заверил Питри с той же легкой полуулыбкой. – В этом-то вся сложность данного психоза. А могу я взглянуть на письмо, оставленное этим мистером Барлоу?

Каллахэн мысленно выругался.

– Оно у доктора Коуди, – пояснил он и добавил, будто спохватившись: – Нам действительно лучше отправиться в камберлендскую больницу. Если вы поговорите с…

Питри снова покачал головой.

– Давайте сначала еще немного побеседуем. Как я уже говорил, вашим свидетелям наверняка можно верить. Доктор Коуди – наш семейный врач, и мы им очень довольны. И, насколько мне известно, Мэтью Берк пользуется заслуженным уважением… во всяком случае как учитель.

– Но несмотря на все это?.. – не сдавался Каллахэн.

– Отец Каллахэн, позвольте мне быть откровенным. Если дюжина надежных свидетелей скажут вам, что по городскому парку посреди бела дня разгуливает гигантский жук, размахивая флагом Конфедерации и распевая популярную песенку, вы поверите?

– Если я буду уверен, что свидетели заслуживают доверия и не шутят, я восприму их слова всерьез.