Фенрир. Рожденный волком - Лахлан Марк Даниэль
– Это я умею.
– Тогда я тебя испытаю, – сказал дан. – Люди, с которыми ты путешествуешь, тебе не сородичи.
– До этой весны я не был с ними знаком.
– Отлично. Я хочу продать их как рабов. За целителя дадут целое состояние, а воина хордов можно продать самому правителю. Он слишком буйный, чтобы с ним справился какой-нибудь крестьянин.
– Сейчас уже не сезон, – сказал Леший. – Тебе не дадут хорошую цену.
– Дадут самую лучшую, если торговаться будешь ты.
– Здешние купцы меня не примут.
– Я скажу слово, и они примут тебя. Я сделал их богачами, привозя рабов и трофеи. Они примут тебя с радостью.
Леший продолжал выискивать возражения, желая не столько убедить викинга, сколько высказать их самому себе.
– А если в порту окажутся воины хордов, что тогда? Начнется большая драка, если ты наткнешься на их корабль. Эти люди хватаются за мечи не рассуждая.
– Все хорды в Британии, – сказал Скакки, – и правитель запада вовсе не жаждет видеть их на своих берегах. Я безрассуден, но не настолько.
– В таком случае по рукам. Но предупреждаю, эти двое не слабаки и не трусы. Толстяк – свирепый воин, а второй, целитель, еще свирепее. Они убили многих, многих бойцов, они владеют могучей магией.
– Отлично, – сказал Скакки. – Если я захвачу их в плен, то прославлюсь еще больше. Но хочу дать тебе один совет: не пытайся их предупредить, если не хочешь, чтобы я перерезал тебе глотку.
Леший побелел.
– И когда ты хочешь действовать?
– Завтра.
Леший выдохнул. По крайней мере, у него есть время подумать, что делать дальше. Он отошел к мулу и выбросил за борт кучку навоза. «Это животное многому научило меня», – подумал Леший. Мул принимает все, что посылает ему жизнь, и никогда не сетует. Мул просто жует сено, которое они прихватили в заброшенном амбаре на берегу, глядит на море и гадит. Леший едва не засмеялся вслух. Да это просто его девиз: «Смотри на море и гадь». Прекрасный девиз, под которым можно прожить жизнь: думай о будущем, но не забывай заботиться о повседневном. И какой же у него выбор? Стать героем или оставаться прагматиком?
– Друг! – Скакки обнял Офети, во всяком случае попытался обхватить толстяка.
– Я тебе не друг, – возразил Офети, стараясь не выказывать своих истинных чувств. – Мы просто путешествуем вместе. Должно пройти много лет, ты должен совершить много славных подвигов, чтобы я назвал тебя другом. Во всем мире всего три человека, которых я называю друзьями. Вон тот воин на носу корабля, который скромен у костра, но буен в сражении, доказал, что он мне друг. Еще купец, который живет в страхе, но поступает храбро, а значит, он храбрее многих, родившихся храбрецами. Он не побоялся войти ночью в дом врага, чтобы достать для меня лодку, он без разговоров делится хлебом и, хотя он уже стар, почти не жалуется на трудности.
– А третий друг?
– Меч у меня на поясе, – объявил Офети, похлопав по оружию.
Скакки потянулся к рулю, но на него напал приступ кашля, и он трижды стукнул кулаком по борту корабля. В следующий миг он протянул руку, выхватил у Офети из-за пояса меч и быстро отступил назад.
Кашель был условным сигналом. Когда Скакки схватил меч, еще шесть человек навалились на Ворона, но Хугина было трудно застигнуть врасплох. Хотя у него тоже отняли меч, он был проворным, гибким и всегда начеку. Он вскочил с места и швырнул на дно корабля одного из нападавших раньше, чем остальные вообще заметили его движение. Однако его окружили, на него надвигалась целая толпа.
Лешему Скакки тоже не поверил. На купца нацелил нож юный викинг с жидкой бородкой и выбитыми передними зубами; он улыбался, но из-за своей улыбки выглядел еще более свирепо, чем если бы ругался. Завтра. Конечно, Скакки не собирался рисковать, дожидаясь, пока Леший расскажет Офети и Хугину о его намерениях. На самом деле он переговорил с купцом перед нападением, чтобы заронить сомнение в его душу, заранее исключить еще одного возможного противника, увериться в том, что купец не станет нападать на него, поддавшись порыву.
Офети шагнул к Скакки, широко раскинув руки.
– Ну, иди ко мне, – сказал он. – Я пожил достаточно долго, да и ты тоже зажился. Давай-ка сходим в гости к Ран, повелительнице волн, вместе. Поглядим, как ей там живется на морском дне.
– Ты будешь сражаться за конунга данов в числе его отборных воинов.
– Пока что я слишком занят, сражаясь за себя, – проворчал Офети, – да и сомневаюсь, что правитель Хайтабу настолько мягкотел, едва ли он захочет видеть в своем войске того, кто проиграл битву тебе, слизняку и девчонке. Давай, начинай уже драться. Или ты сражаешься только с детьми и женщинами хордов, но всегда бежишь, когда их мужчины возвращаются с моря домой?
– Я убил немало твоих соплеменников, – сказал Скакки.
– Так убей еще одного. Вас много. Неужели ты такая баба, что боишься одного-единственного безоружного человека?
– Не хотелось бы портить товар, – пояснил Скакки.
– Мой дед был берсеркером, он прокладывал себе дорогу в этом мире копьем и мечом, он никогда не отступал. Мой отец был не таким суровым воином, однако волки все равно жирели в тех землях, куда приставал его корабль. Я Тьерек, сын Тетмара, внук Тетлейфа, и я не склонюсь перед тобой! Я видел женщин, вооруженных вязальными спицами, которые вели себя храбрее, чем ты, вооруженный копьем и мечом. – Он выдернул из-за пояса нож и швырнул его на дно драккара.
– Ну, подходи! У меня нет оружия! – Он орал на своих врагов, ударяя себя в грудь кулаком.
Лешего восхитила храбрость берсеркера. У этих северян есть за душой что-то такое, ценности и идеи, которые упорядочивают, задают направление всей их жизни, отчего сами они гораздо лучше его, например. Каково это, иметь цель в жизни, выходящую за рамки простого существования: удовольствия, денег, которых хватило бы на танцовщиц и хороший дом, – что значит видеть что-то, кроме счетов, прибылей и убытка? Счастье – это чудесно, однако оно мимолетно. Всегда что-нибудь другое приходит вместо него: разбойники, недород и голод или же повседневность, раздражающие мелочи жизни, вроде разболевшегося живота, ссоры с друзьями, неудачной покупки мула или раба. Теперь Леший понимал северян. Их жажда славы проистекала не просто из гордости, она подталкивала их к великим подвигам, к тому, чтобы прожить с блеском и запомниться в веках. Они стремились совершить нечто такое, что осталось бы навсегда. Это для них было важнее счастья, уюта и всего остального.
До сих пор очень немногие люди делали что-то для Лешего. Этот северянин его защищал. И чародей помогал ему, предлагал ему награду гораздо большую, чем стоила та служба, о которой он просил. Леший понимал, что его товарищам необходим какой-то отвлекающий маневр, секунда передышки, чтобы переломить ход битвы, поэтому он сунул руку во внутренний карман кафтана, вынул ожерелье, поднял его повыше и прокричал во всю мощь своих легких:
– Отпустите их, или я выброшу это за борт! Это ожерелье принцессы Серкланда. Потеряв его, она заболела от горя и умерла.
Скакки обернулся.
– Нечасто доводилось мне видеть такие вещицы, – признал он, – но сдается мне, что ты скорее отдашь его даром, чем станешь торговаться.
– Тогда тебе придется убить меня.
– Значит, убью. Такое ожерелье стоит десяти лет успешной торговли. А другого купца я найду, если буду жив.
Леший занес руку с ожерельем над бортом.
– Если не отпустишь нас, не видать тебе этой драгоценности.
– Ты же не сможешь всю дорогу до Хайтабу держать руку над водой. Значит, ты предлагаешь эту вещь в обмен на ваши жизни?
Леший неожиданно осознал всю безнадежность ситуации. Ворона заставили сесть, вокруг него сгрудилось восемь человек: один держал за горло, в каждую руку вцепились двое, еще трое сидели на ногах. Он был обречен, а Офети – без оружия. Леший мог бы попытаться выторговать собственную жизнь, договориться, смириться с потерей ожерелья и начать все с начала в Хайтабу. Но какой в том смысл? Лучше умереть ярко, чем медленно угасать от старости. Бедро у него уже никуда не годится, ноги все время болят. Его время истекло.
