Вячеслав Романцев - Псы Господа
– А заморозка? – не понял Алладин. Потом сообразил-таки: – Расколол орешек?!
– Ну, не я один… – скромно улыбнулся Костоправ. – Все работали в темпе вальса. И не до конца раскололи, еще возиться и возиться придется. Но заживо разлагаться не будут, гарантирую.
И объяснил: девочка-русалка, сама того не ведая, дала ключ к решению проблемы. Вернее, ее лейкемия – ныне бесследно исчезнувшая. Но и жабры у русалочки уже не работают, находятся в процессе активного отторжения. Равно как и введенный сквозь Y-образный надрез имплантант… А остальным пленницам сейчас имитируют последствия лейкемии, активно снижают количество кровяных телец.
– Что за имплантант? – поинтересовался Лесник.
– Не уверен, но сдается мне, что источник имплантируемых тканей один – зарезанная тобой старуха. У нее, полное впечатление, постоянно изымали частицы гипофиза – и хоть бы что, заживало, как на собаке…
…Дело, можно сказать, закончено. Но Лесника (и не только его) не оставляло странное чувство: вся затея с русалками организована с одной целью – чтобы о ней стало известно Новой Инквизиции. Именно так отправляют в атаку обреченный полк, выявляя слабые и сильные места обороны противника.
Но кто, зачем, почему организовал такую хлопотную и дорогостоящую разведку боем? Всё равно что долго, кропотливо своими руками строить дом, а потом облить его бензином и поджечь – единственно с целью проверить, насколько оперативно работает пожарная команда.
Загадка…
Но Контора, как ее мысленно ни ругай, думал Лесник, привыкла справляться с загадками, для того и создана. Расколет и эту… Хочется надеяться.
Странное дело – подобно всем бойцам, воюющим на передовой, Лесник думал о штабистах, не покидающих кабинетов, с долей легкого презрения. Однако презрение презрением, но оставалось подспудное ощущение – сверху виднее, взгляд из начальственных высей охватывает всё поле боя; там, наверху, получают куда более полный поток информации – и хотя бы вследствие этого могут находить ответы на кажущиеся неразрешимыми загадки, и принимать единственно верные стратегические решения…
Что им руководят люди, допускающие глобальные ошибки ничуть не реже прочих смертных, Лесник убедился много позже.
9.
– Ну, Светлов, пора тебе становиться настоящим оперативником, – сказал Алладин. – Проявил себя в деле хорошо, верный след взял в одиночку, в лапах врага не дрогнул… Осталась «клятва на клинке» – и ты пес Господа, солдат Инквизиции. А это свое братство внутри Конторы. Действуй!
Светлов медленно, заторможенными движениями взял протянутое ему оружие. Потянул за рукоять из ножен, уже догадываясь, что за клинок увидит. Но одно дело догадываться, другое – знать точно.
И когда лезвие Дыева ножа тускло сверкнуло на солнце – Александру стало по-настоящему плохо. Нет. Только не это… Мясницкая работа не для него…
– Бей в жабры, – холодно посоветовал Лесник. Лишь они с Алладином присутствовали свидетелями при этой сцене – как старшие по званию. Для ритуала клятвы требовался и третий свидетель, но Стриж где-то задерживался.
Опутанное сетью, скованное по рукам и ногам обнаженное тело скорчилось на земле. Темные волосы, не боящиеся воды, пропитались кровью искусанного агента, торчали слипшимися сосульками. Алладин решил, что пятерых пойманных сегодня русалок вполне достаточно – никто не рассчитывал захватить столько живьем. И шестой, особенно агрессивной, вполне можно пожертвовать.
Светлов медлил. Губы его дрожали.
– Действуй! – мягко понукал Алладин. – Работал ведь с Дыевым ножом на манекенах? Представь, что это манекен. Тут даже по точкам бить не надо, разок ткнул – и готово.
Подошел Стриж, держа в руках несколько неуместный сейчас предмет – видеокамеру «SONY». И присоединился к уговорам:
– Давай, Саня, не тушуйся! – он повертел камеру и добавил со значением:
– У нас, знаешь ли, братство такое, что по блату не попадешь, через кровь перешагнуть надо. Зато СВОИХ не выдаем, понимаешь? НИ-КОГ-ДА.
«Сейчас опять обделается», – подумал Лесник, наблюдая за Светловым.
Тот присел на корточки рядом с русалкой. Дыев нож дрожал в руке. А затем упал на траву.
Светлов распрямился, попытался что-то сказать:
– Я… н-н-не… – не договорил, закрыл лицо руками.
Лесник глядел на Алладина с любопытством. Как будет выкручиваться коллега? Любое правило, любой ритуал – формальность, обойти его при нужде недолго… Вот только нужен ли нам такой соратник, господа инквизиторы?
– Лесник, здесь все свои… – сказал Алладин негромко.
Больше ничего не добавил, но смотрел красноречиво.
Лесник кивнул. Поднял Дыев нож – брезгливо держась двумя пальцами за самый кончик рукояти. Касаться дерева, липкого от пота Светлова, не хотелось. Да и отпечатки его перекрывать своими незачем – клинок, покрытый запекшейся кровью, будет до самой смерти новоявленного оперативника храниться в Конторе…
Он наклонился над тварью. Всматривался в глаза, пытаясь разглядеть проблеск разума… Но видел лишь взгляд смертельно опасного животного. Лесник не знал и не хотел гадать: способен ли пройти приступ агрессивного бешенства, а дамочка стать относительно вменяемой, вроде Матрены-Инги Заславцевой? Или перед ним лежит отход производства, которому в любом случае предстояло отправиться на дно водоемчика под городом Сланцы, или в аналогичное укромное место?
Разницы никакой. Для пса Господа – никакой.
Пойми, если ты хоть что-то еще способна понять, что у меня нет ненависти к тебе, ни малейшей… Ты такая, какая есть. Тебя сделали такой – тварью, жаждущей крови, жаждущей убивать. И меня, по большому счету, СДЕЛАЛИ – чтобы убивать подобных тебе. Сегодня не повезло тебе. Когда-нибудь не повезет мне. Умри с миром!
10.
Кровь ударила высоким фонтаном, и хлестала на удивление долго.
11.
Лесник швырнул окровавленный Дыев нож под ноги Александру.
– Стриж! Текст клятвы, живо! – крикнул Алладин. Затем растерянно взглянул на Лесника. – Черт, за всей суетой про псевдоним для Светлова не подумал…
Рабочие псевдонимы оперативники получали сразу после «клятвы на клинке» – после чего по имени-фамилии их называть переставали. Обычно псевдоним был напрямую связан с предшествовавшей клятве операцией. Андрей Урманцев, например, стал Лесником после акции в одном лесничестве под Красноярском, где работал обходчиком очень неприятный человек. Вернее, не совсем уже человек…
– Нет мыслей светлых? – спросил Алладин. – Насчет псевдонима?
Губы Лесника искривились, словно он хотел сказать нехорошее слово. Но ничего не сказал. Молча развернулся и пошел в сторону озера. Закатное, багрово-красное солнце еще проглядывало сквозь деревья на дальнем западном берегу – и окрашивало воды Улима в кровавый цвет… Лесник шел и думал, что Юзеф прав: их проклятую работу необходимо делать, но нельзя полюбить. Никому. Никогда. Даже такие вот Светловы любят лишь себя в роли инквизиторов… Если вообще способны кого-то любить…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});