Клайв Баркер - Сотканный мир

Кэл взял горсть земли и бросил в могилу. Дети присоединились к нему и принялись засыпать тело. Они быстро с этим справились. Даже мамаши подошли к могиле и бросили по горсти земли, прощаясь с соплеменником, который был для них лишь предметом спора.

Кэл вспомнил о похоронах Брендана: гроб уезжал за прозрачный занавес, а бледный молодой священник выпевал затасканный гимн. Конец Джерико, без сомнения, был куда лучше, а улыбки детей гораздо уместнее молитв и пошлых речей.

Когда все закончилось, Сюзанна взяла себя в руки и поблагодарила копателей и их матерей.

— Мы так хорошо его закопали, — сказала старшая девочка. — Я надеюсь, он прорастет.

— Ну конечно, — ответила ее мать без намека на снисходительность. — Они всегда прорастают.

После этого дикого комментария Кэл с Сюзанной отправились дальше, к Дому Капры. Они пока не знали о том, что скоро там будут пировать мухи.

III

Взбесившийся конь

Норрис, король гамбургеров и миллионер, давным-давно позабыл о человеческом обращении. Шедуэлл использовал его в ином амплуа. Во время первого пробуждения Фуги Норрис, ясное дело, был конем. Затем, когда всадник и скакун вернулись в Королевство и Шедуэлл принял обличье пророка, Норрис стал скамейкой для ног, подавальщиком и шутом, на котором Коммивояжер упражнялся в унижении ближнего. Норрис нисколько не сопротивлялся. Под воздействием чар пиджака он оставался совершенно глух к самому себе.

Но этим вечером шут наскучил Шедуэллу. У него имелись новые вассалы, и унижать бывшего плутократа было уже не смешно. Перед роспуском ковра Коммивояжер оставил Норриса своим охранникам, назначив его их лакеем. Грубость для миллионера ничего не значила, но утрата иллюзий глубоко потрясла.

Он был вовсе не глуп. Оправившись от первого потрясения, когда он очнулся и обнаружил, что с головы до ног покрыт синяками, Норрис сумел сложить вместе все фрагменты истории. Он не знал, много ли времени провел на крючке у Шедуэлла (в родном городе в Техасе его признали мертвым, а жена уже вышла замуж за его брата), и не помнил почти ничего из пережитых унижений. Но он был совершенно уверен в двух моментах. Во-первых, именно Шедуэлл довел его до нынешнего состояния, а во-вторых, этот самый Шедуэлл ответит за все.

Прежде всего надо было сбежать от новых хозяев, что он легко сделал во время представления, когда распускался ковер. Никто и не заметил, как он отошел в сторонку. Дальше нужно было отыскать Коммивояжера, а это, рассудил Норрис, лучше всего сделать с помощью полиции, которая должна существовать даже в этой странной стране. В итоге он подошел к первой же попавшейся на пути компании ясновидцев и потребовал, чтобы его проводили к представителям власти. Ясновидцев нисколько не впечатлило его требование, зато сам он вызвал у них подозрения. Они обозвали его чокнутым, а затем обвинили в незаконном вторжении на их территорию. Одна из женщин предположила, что он может оказаться шпионом, и сказала, что лучше отвести его к властям. Норрис напомнил, что именно этого он и добивался. И они его отвели.

Таким образом, вскоре разжалованный конь Шедуэлла оказался в Доме Капры, ставшем к тому моменту средоточием всеобщего волнения. За полчаса до Норриса сюда прибыл пророк, завершивший свое триумфальное шествие, однако совет отказался допустить его в священное место без обсуждения того, насколько это этично.

Пророк объявил, что понимает и уважает эти метафизические предосторожности (в конце концов, разве он не Глас Капры?), а посему остался сидеть за затемненными стеклами автомобиля, пока совет судил и рядил.

Собралась целая толпа. Там были и те, кто жаждал увидеть пророка во плоти, и те, кого зачаровал вид машин. Кругом царило оживление. Посыльные носили записки от членов совета в Доме к начальнику конвоя, ожидавшему на крыльце, и обратно. Наконец было объявлено, что пророк все-таки может войти в Дом Капры, если будет босым и без всякого сопровождения. Пророк согласился, и через пару минут после объявления дверца машины открылась, крупный босой мужчина вышел и приблизился к двери. Толпа рванулась вперед, чтобы лучше рассмотреть своего спасителя, приведшего их в безопасное место.

Норрис стоял дальше всех, он успел лишь мельком рассмотреть фигуру пророка и не видел его лица. Зато отлично рассмотрел пиджак и мгновенно узнал его. Тот самый пиджак, с помощью которого его дурачил Коммивояжер. Разве он сможет забыть эту переливающуюся ткань? На пророке был пиджак Шедуэлла. Значит, это и есть Шедуэлл.

Вид пиджака пробудил в памяти Норриса образы унижений, которые ему пришлось выносить. Он вспомнил пинки и проклятия, он вспомнил презрительное отношение. Клокоча от ярости, Норрис вырвался из рук сопровождавшего его человека и стал продираться сквозь толпу зевак к дверям Дома Капры.

Он видел, как промелькнул пиджак и его хозяин вошел в дом. Норрис собирался идти следом, но стражник на крыльце преградил ему путь. Его оттащили назад, толпа смеялась и аплодировала его гримасам. Какие же они идиоты.

— Я его знаю! — кричал Норрис, когда Шедуэлл исчез из виду. — Я знаю его!

Он поднялся на ноги и снова рванулся к двери, но в последний момент развернулся и побежал обратно. Стражник клюнул на приманку и кинулся в погоню, в гущу толпы. Пока Норрис был прислужником, жизнь научила его кое-каким хитростям: он увернулся от стражника, кинулся к оставшейся без охраны двери и перелетел через порог раньше, чем преследователь нагнал его.

— Шедуэлл! — заорал Норрис.

В комнате Дома Капры пророк замолк посреди тирады. Его слова были умиротворяющими, совершенно ясными, однако даже самый близорукий представитель совета не мог не увидеть вспышки гнева в глазах миротворца при звуке произнесенного имени.

— Шедуэлл!

Пророк развернулся к двери. Он слышал, как члены совета шепотом обмениваются замечаниями за его спиной.

Потом раздался шум в коридоре за дверью, дверь широко распахнулась, и в комнату ворвался Норрис, выкрикивающий его имя.

Скакун попятился назад, когда его взгляд упал на пророка. Шедуэлл видел, как в его глазах промелькнуло сомнение. Норрис ожидал увидеть другое лицо. Еще есть шанс выкрутиться.

— Шедуэлл? — переспросил Коммивояжер. — Боюсь, я не знаю никого с такой фамилией. — Он повернулся к совету. — Вам знаком этот джентльмен?

Они рассматривали его с откровенным подозрением, особенно один старик в центре собрания. Он не сводил мрачного взгляда с пророка с того самого момента, когда Шедуэлл вошел в эту лачугу. И теперь, черт возьми, подозрительность только усилилась.