Кирилл Кудряшов - Эпидемия FV
Это было невероятно. Чужаки, которых Женя до сих пор воспринимал максимум как хищных животных, оказались вполне разумными и даже в большей степени человечными, чем многие представители вида Homo sapiens. Почувствовали ли они в Насте то, что чувствовал он, и потому решили защитить ее? Или же, пусть они и были захватчиками, вторгшимися на его планету и принесшими с собой смерть и разрушения, но даже по их понятиям семилетняя девочка не заслуживала той участи, что уготовили ей четверо людей, мародерствовавших в покинутом городе?
А может быть Настя права, и она спасли ее только для того, чтобы понаблюдать за ней, понять логику существ, на планете которых они оказались?
В любом случае пришельцы были разумными. Становилось ли от этого легче, или наоборот только хуже? Означало ли это, что они смогут найти общий язык с человечеством, или же наоборот, что люди столкнулись не просто с хищными чужаками, а с высокоразвитой расой, целенаправленно вторгшейся на их планету?
— А ты не думаешь, что они, вдоволь насмотревшись на нас с тобой, просто убьют нас, когда мы больше не будем им нужны? — прямо спросил Женя.
— Нет. Я чувствую, что все будет хорошо. Что завтра утром мы уедем из города…
— Как это, «чувствуешь»?
— Также, как ты чувствовал смерть своих друзей. Также, как я почувствовала, что папа не вернется. У меня иногда это бывает… Мама иногда злилась, когда я рассказывала ей о том, что произойдет. Говорила, что я должна бороться с этим, не прислушиваться к этому чувству. Это как затыкать уши, когда рядом с тобой говорят о том, чего тебе знать не положено. Но я не могла… Я просто перестала говорить об этом маме.
В кухню вошел один из пришельцев. Тот, самый крупный фэвенок, которого Женя увидел первым. Вошел спокойно, как к себе домой, подошел к столу, вопросительно посмотрел на Настю и, получив ее утвердительный кивок, неуловимым движением ухватил со стола несколько сушек печенья, и исчез за дверью.
Женя потряс головой, с трудом подавляя желание ущипнуть себя. Нет, это был не сон. Пришелец действительно попросил разрешения попробовать их пищу, и получив его, взял несколько кусочков на пробу. Не было произнесено ни слова, но Женя отчетливо уловил повисший в воздухе опрос, и данный на него ответ.
Настя лишь улыбнулась…
— Видишь, они совсем не страшные. Я сначала тоже боялась, но потом поняла. Они не желают нам вреда… Я уже говорила тебе… Пыталась сказать, во сне, но не успела сказать всего, что хотела. Я ошиблась, когда чувствовала их приближение. Они не зло… То есть, они принесли с собой зло, но они не хотели этого. К тому же, у них не было выбора. Я, пока что, не понимаю всего, но по обрывкам ощущений вижу, что в их мире произошло что-то страшное, и они вынуждены были бежать оттуда. Другого способа бегства у них просто нет, и они перенесли себя сюда, к нам.
— И что же нам с ними теперь делать? — это был риторический вопрос, заданный самому себе. Но Настя все же ответила на него.
— Не знаю. Наверное, простить их за все, и учиться жить вместе с ними. Поверить, что они — не зло.
— Может быть тогда ты ошиблась и говоря, что зло есть внутри меня?
— Нет, с тобой я не ошиблась. Внутри тебя зло есть.
— Знаешь, если бы не Бабай, меня бы уже не было в живых. Он, конечно, по-своему смотрит на мир, но…
— Бабай? — переспросила Настя. — А, ты так называешь того, кто живет внутри тебя? Нет, я говорила не о нем. Когда мы с тобой встретились в первый раз, я даже и не думала, что ты не знаешь о его существовании. Я говорила о другом.
И снова, как тогда в автобусе, у Жени сперло дыхание. Если она говорила не о Бабае, то какое же зло скрывается в его душе?
— И что же мне делать? — глупо повторил он свой вопрос, заданный еще тогда, в автобусе. Произнес эти слова, и уже знал ответ…
— Не знаю, — пожала плечами Настя. — Я не всегда видела ответы на те вопросы, которые мне задавали. Не всегда видела решения… Поэтому мама и не любила, когда к нам приходили люди, даже если они приходили с деньгами. Они часто уходили расстроенными, злыми. Называли нас с мамой шарлатанами. А я всего лишь не всегда могла им помочь.
И снова Женин разум раскрылся навстречу тому, что Настя хотела ему рассказать. Так было быстрее, чем облекать мысли и образы в слова, и ветер ее мыслей превратился в ураган, вметающий все блоки и пробивающий себе дорогу напрямую в сознание.
Молва медиума потянулась за ней, когда Насте было всего четыре года. Родители знали о ее способностях, но боялись их, старались научить дочь, как закрываться от них, не вслушиваться в то, что подсказывает ей шестое чувство. Получалось у нее плохо, а вернее сказать — совсем не получалось. Да и не хотелось отказываться от своего дара — ведь поначалу это было просто весело, иногда знать, что мама приготовит на завтрак еще до того, как на столе появится ужин. Знать, что сегодня выйдет на работу любимая воспитательница, вот уже две недели лежащая дома с гриппом.
Сначала это было просто забавно и весело. Потом — страшно. Страшно, когда они гуляли с мамой возле дома, и Настя отчетливо увидела, как спустя пару минут они заворачивают за угол, и там нос к носу сталкиваются с собакой. Собака не была злой или кусачей — она просто была больна, и от этой болезни не понимала, что перед ней люди, ее друзья, которых следует защищать, а не обижать. Увидела, как мама пугается, видя хлопья слюны, падающие из пасти рослой дворняги. Как рефлекторно заслоняет Настю собой, и собака воспринимает этот жест как угрожающий…
Настя тогда испугалась, как никогда в жизни, и разревелась на весь двор, заставив тем самым маму отвести ее обратно домой. Дома она, конечно, рассказала все, что видела — как собака заваливала маму на землю, как вцеплялась зубами ей в лицо. И тогда уже плакала мама, испугавшись ничуть не меньше, чем она сама.
Иногда она видела то, что произошло. Иногда — то, что должно произойти. Но чаще — просто чувствовала. Сегодня в детском саду на обед будет что-то вкусное. Если мама возьмет в руки вот этот нож — она обязательно порежется. Сегодня папе дадут на работе премию, а вот там, за поворотом, может случится что-то страшное.
А еще она чувствовала людей. Безошибочно определяла их настроение, а иногда — их намерения. Вот этот дяденька пришел на папин день рождения, но поздравляет его совершенно не искренне. Он просто хочет попросить денег в долг, но не знает, как начать. А вот этот — и вовсе ненавидит папу, желает, чтобы с ним произошло что-нибудь плохое, чтобы папы не стало. А на его день рождения он пришел просто чтобы увидеть маму, в которую влюблен последние десять лет.
Обо всем этом она, естественно, уже не говорила родителям — знала, как их пугают ее откровения.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});